Кошак

Кузнецов Павел Андреевич

…Распластанная в гибком, стремительном движении фурия, походя закидывает ножку мне на плечо. Платье бесстыдно размётывается в воздухе, клоками тумана сползает по бёдрам — открывая вид на ажурные, чарующе изумрудного отлива трусики…

Помимо воли взгляд скользнул вниз, где живым напоминанием об изумрудной зелени клубилась теперь угольная чернота формы Экспансии. Мой непроизвольный жест не остался без внимания чуткой и нереально опытной Высшей. Девочка чуть отстранилась. Прошлась ладошкой по магнитной застёжке. Мимолётной вспышкой в клубящейся тьме возник синий отсвет — нижнее бельё чертовки теперь было синим, сотканным из невесомых полупрозрачных кружев. Наваждение возникло и тут же прошло, но манящая реальность увиденного

читалась в задорных глазках прелестницы.

— Ил, прости, я пришёл по делу, — голос невольно сорвался на хрипотцу. Я расстегнул магнитную застёжку под шеей — термоткань не справлялась с жаром влечения. — Боюсь, сёстры не поймут, если вместо работы мы с тобой будем… снимать напряжение.

— Тем более, ты его только что снял, — ноздри валькирии раздувались, она к чему-то принюхивалась. Вот ведь кошка! — А я ведь так и останусь неудовлетворённой! Ты же знаешь, как я тут одинока… Одинокая всеми брошенная дворовая кошка…

— Илина… Ты ставишь меня в неудобное положение…

— Да-да, котик! Обязательно поставлю! Вот прямо за этим столиком и поставлю. Так с какого положения начнём?..

— Давай так. Разберёмся с этим делом, и я у тебя. Сразу, — против воли, глаза так и пожирали игривую чертовку, отлично ощущающую к тому же свою надо мной власть.

— Хорошо. Я подожду. Но смотри, не забывай, я — республиканка, и долго ждать свою любимую игрушку не привыкла… Ладно, что у тебя за вопрос?

Последняя фраза словно бы разметала подвешенное в воздухе облако сексуальности. Его липкие, тянущие душу щупальца опали, и только крошечные укусы-уколы на нервной ткани напоминали о грядущем — о том, что облако отнюдь не ушло в небытиё, а лишь затаилось, дожидаясь своего часа. Чтобы окончательно развеять ореол эмоциональности, республиканка деловой походкой, напрочь лишённой сексуального подтекста, прошествовала к начальственному креслу. Встала сзади, облокотившись о его спинку, и воззрилась на меня пристальным ожидающим взглядом. Я присел на краешек обширного стола и заговорил:

— Кошки взяли местного на покупке оружия. Предположительно, он политический. Оставить его в застенках — означает подставить оружейника, через которого идёт охота на более крупную дичь. Отпустить — тот же эффект, плюс, раскрутится маховик его собственных друзей, сразу же ставших бывшими друзьями. Мы придумали комбинацию, как выйти из неудобной ситуации без смертей и с пользой для дела. Я «попробую» освободить парня, втереться в доверие и войти в их организацию. Под видом залётного псионца.

— Вот как… Нахватался, значит, в дальней разведке… Занятно, занятно.

— Не стоит меня переоценивать, это наша с кошками идея. Каждый внёс в неё свой вклад.

— Не важно, — отмахнулась снежка. — Другое важно. Ты хочешь влезть в дело, которое не по моей вотчине. Это полностью прерогатива дальней разведки… Особенно с тех пор, как там окопалась Ведьма с её глобальными планами.

— То есть принципиально ты не против. Всё упирается лишь в Ведьму с её ведомством.

— Да. Мне без разницы. Это ваша операция. Если твоя Старшая посчитает это оправданным, я тем более не буду мешать.

Разговор с Миленой вышел неоднозначным. Она сначала никак не могла взять в толк, почему мы просто не пустили бедолагу в расход, по модели, предложенной изначально Лайной. Но выслушав резоны призадумалась.

— Ты знаешь, это интересная мысль… Вся эта политическая возня отлично ляжет на основную задачу… Не забудь только Отдел политического террора подключить, чтобы вся Служба знала, что мы с ними вась-вась в этом деле.

Дальнейшее было делом техники. Я так полагал. Просто знал Ведьму, примерно представлял её на меня планы, и не видел причин, почему бы ей не поддержать такой отличный вариант тренинга. Естественно, у меня был личный номер Верховной. Иногда мы вместе с ней, обвешавшись голограммами, наблюдали за

жизнью нашей девочки в воспиталище. Иногда созванивались, чтобы просто услышать голос друг друга, почувствовать эмоции, увидеть такой до боли знакомый взгляд. Сейчас, когда потребность в звонке оказалась обусловлена не личным, а служебным, я невольно ощутил некий диссонанс. Мне даже на мгновение сделалось стыдно — превращать личное в общественное не хотелось. Не хотелось окунать в грязь то чистое и вечное, что навеки соединило нас. Там ведь даже не любовь была, а какая-то противоестественная дружба. Я был для неё частью прошлого — единственным лучиком тепла, согревающим одно время её сердце. Она готова была сделать всё, чтобы пронести этот лучик с собой, в светлый и солнечный мир Республики — каким она его видела. Для меня же девочка стала первой женщиной в сознательном возрасте, которой можно было доверять без купюр, которая была способна понять всю глубину моих чаяний. Полагаю, не покривлю душой, если скажу, что ради неё я не задумываясь уничтожил бы любого. Вновь бы стал карающим и воздающим Мечом Республики. Наверное, из таких вот маленьких штришков, как наша большая и чистая связь, складывается понятие Родины. Понятие Дома.

Преодолев невольный всплеск ностальгии и неприятное ощущение запачканности, я набрал номер Верховной. Как минимум, следовало сообщить ей о том, как добрался до колонии. Последний раз мы общались ещё до моего отбытия к первому месту действительной службы. И Диана не подвела — откликнулась мгновенно, как будто ждала моего вызова.

Мы несколько секунд вглядывались в глаза друг другу. Разведчица была очень опытным физиономистом, что не удивительно, и от неё не укрылась некоторая толика вины в моём взгляде. Да и обширный кабинет в кадре должен был направить её мысли в нужное русло.

— Леон, у тебя что-то случилось? Ты как-то чересчур официален. Ещё и этот извиняющийся взгляд…

— Ди, извини, что звоню с такой ерундой… но это по службе.

— Ну, с учётом того, по какой ерунде мы обычно созваниваемся, рабочий вопрос обещает стать приятным исключением, — подмигнула мне высокопоставленная республиканка. — Только ты так и не рассказал, как устроился. Как у тебя с кошками.

— Нормально. Тина опять устроила какой-то жуткий психологический экзорцизм, но итог того стоил. Все получили на орехи, зато и сдружились пуще прежнего.

— Потом расскажешь подробности. Я ей полностью доверяю, этой кошке. Она хорошо о тебе заботилась, да и Экспансию она тянет на отлично… не в последнюю очередь благодаря тебе. Ладно, что там у вас стряслось?

Я вкратце обрисовал Верховной ситуацию. Сделал акцент на том, что и Милена, и Высшая Службы Контроля не возражают. Дело за дальней разведкой.

— Значит, хочешь вспомнить былые деньки, Меч Республики… Я думаю, такая практика будет тебе полезна. В любом случае, это не хуже тех планетарных задач, которые сейчас лежат на валькириях. Только Леон… Ты хорошо подумай, не возникнет ли у вас из-за этого раздрая? Внедрение — не на пару часов в день. Не думаю, что тебе придётся жить под личиной постоянно, но иногда расставаться придётся.

— Нет, раздрая у нас нет. Напротив, после недавних событий кошки готовы поддержать меня в собственной миссии.

— Смотри, милый, я предупредила. Хорошо. Будет тебе операция внедрения. Подключай на связь свою подругу.

На смену двусторонней голограмме пришло нечто качественно иное. Мы, все втроём, оказались в интерактивном варианте рабочего кабинета Высшей.

— А, Илина…

— Здравствуй, Верховная, — склонила голову в уважительном поклоне валькирия. Девочка отлично себя контролировала. Сейчас по ней и не скажешь, что минутой ранее кошка стояла, совершенно обескураженная моим панибратским обращением с одной из ключевых фигур властного олимпа Республики.