Кошак

Кузнецов Павел Андреевич

— Калибровку прошли, — безэмоционально доложилась в пустоту Вик. — Мечницы подключились. Начинаем работать.

Что было дальше, сложно описать словами. Какие-то клоки восприятия, подёрнутые алой дымкой лопнувших капилляров глаз. Тот, кто придумал эту жуть, был очень — очень! — большим затейником. И знал реакции человеческого тела и тела мечника лучше него самого. Не удивлюсь, если стол и имплант — явления одного порядка. Только имплант, при всех его «незадекларированных» возможностях — всего лишь средство удовольствия, тогда как стол… Стол — это то, что будет сниться любому, прошедшему его, до самой солнечной станции,

вынуждая снова и снова просыпаться в холодном поту.

Не знаю, как другие, но я точно вспомню про стол, если передо мной встанет проблема выбора. И сделаю его в пользу Республики — без вариантов. Викера с Арьей сильно приуменьшили его воспитательное воздействие, да и его вес на весах мироздания. Это не зёрнышко — о нет! — это целый пласт вселенной, а то и кусок пространства невообразимой массы и плотности, каким оно было до Большого взрыва. Даже слова Мансура, что он не хочет на стол, его трясущиеся от жутких видений прошлого руки — получили новое, предельно объёмное, содержание. Он реально не хотел на стол и многое бы отдал, чтобы не оказаться на нём вновь.

По-моему, я даже умолял. Особенно туго пришлось, когда «не включилась» пелена — хотя по всем ощущениям было самое для неё время. Мой внутренний зверь в этот момент оскалился было, зарычал, выходя на свет… но почти сразу прянул под древесные кроны, чтобы забиться в самую дальнюю и тайную пещеру. Воистину, человек всегда найдёт, чем прижать к ногтю даже самого сверхсильного соплеменника, каким бы «сверх-" он ни был. Вот тут-то я и осознал всю глубину собственного падения. Не знаю, как не заплакал. Видимо, упрямство слишком глубоко вошло в плоть и кровь, было частью характера, и тем сильней становилось, чем мне было хуже.

Очухался я, полностью раздавленным, буквально растёкшимся по кушетке, с выпущенными и зафиксированными в энергетических зажимах когтями. Всё тело болело, его крутило очередными спазмами; комбинезон, несмотря на гигиенические вставки, насквозь пропитался потом. Однако, невзирая на весь этот букет ощущений, сломленным себя я не ощущал. Видимо, это не понравилось мирозданию. Оно решило добить меня окончательно. Голос… Да, именно так: голос. В голове возник голос. Я даже узнал его обладателя — это была Сайна — вот только был он совершенно немыслимого тембра. Голос растягивался змеёй, ощущался каждый его звук, каждая октава. И каждое слагаемое голоса ввинчивалось в многострадальную нервную систему, вызывая чудовищной остроты желание.

— Сильный, сильный кот… Что ты готов сделать для меня? А?

— Всё!.. — прохрипел в ответ. Вернее, мне показалось, что прохрипел, на самом же деле всего лишь послал сигнал системам, которые воспроизвели его в динамиках рабочей зоны.

— Скажи отчётливо! — в жутком, пленившем меня голосе возникли жёсткие повелительные нотки. Его хозяйка была чем-то недовольна, и это резало почище когтя по коже. — Не односложно!

— Я… готов… для тебя… на всё… кошка!

— Молодец, хороший мальчик! Вот тебе поцелуйчик! — от последнего слова скрутило чередой глубочайших оргазмов, жаль только, столь же болезненных, как и вообще всё, что происходило на столе. А так… Век бы внимал это чарующее созвучие!.. — Теперь то же, но для стаи. Что ты готов сделать для стаи? Готов ли ты убить, разорвать глотку врагу? Для стаи?

— Да!.. Я готов… убивать… для стаи… по слову… Старшей…

— А умирать, Кошак? Готов ли ты умирать за стаю? За кошек?

— Да!.. Да!.. Да!.. Это… это… правильно и естественно… мужчина должен… умирать… за своих… женщин…

— Республика, Кошак. Ты готов умереть за Республику Ноч? По слову Высшей?

— Я… готов… умереть… за своих… женщин… за фракцию… которая для меня — Республика… Абстракция — не мой конёк…

— Хорошо. Всё — правда. Поля не врут, — в голосе рыжей

сквозило ненапускное облегчение. Она словно груз с плеч сбросила… Стоп! Её голос! Он больше не врывался в сознание, даря чудовищное, непредставимое возбуждение и… удовольствие — как награду. Теперь это был просто голос: до боли знакомый и нереально уставший.

— Ты молодец, девочка, всё сделала правильно, — немного снисходительно, но неизменно ободряюще заметила Сайне Викера.

— Молодец?! Я — молодец?! — взорвалась вдруг рыжая. Усталости в голосе как не бывало. — Я его через такие режимы пропустила! Словно через мясорубку! Да ни один… нормальный не выдержал бы… такого!

— Он мальчик сильный, рыжая. Ты сама знаешь, что нужно всегда по грани проводить. Это — была его грань, — теперь к ободрению в голосе наставницы примешалась толика гордости.

— Грань?! Вик, я своего мальчика только что… чуть дураком не сделала. Сама. Своими руками. Я — республиканка! Я же должна его… меня с детства учили… оберегать и защищать…

— Так, кошка, не балуй. Это кот. Не простой мальчик. Есть разница. И он о-очень хороший кот. Сильный, — такое редко бывало, но Викера едва ли не мурчала в этом месте. — Такого на раз не сломаешь. Он даже за гранью выдержит — вопрос лишь, сколько. И он — наш. Понимаешь, девочка?

— Но Вик…

— И ты тоже прошла свою проверку. Слишком уж ты с ним заигралась, а ведь вы не в твоём поместье, это боевое подразделение. Тут иногда приходится жертвовать личными чувствами и хотелками. Ты получила свой урок, снежка. Вы все — чересчур эмоциональны. Такая ситуация — отличная пилюля от бессмысленных мечтаний. Хотя я тебя хорошо понимаю… Тут бы самой не съехать… Такой сильный кот! Настоящий боец! Я с ним на любую операцию пойду, в любом деле прикрою — куда бы Экспансия его ни вынесла. Привалило же счастье на старости лет… Кто бы знал…

Первой до меня добралась и начала тормошить Милена. Пользуясь повышенными возможностями, какие давал телу лёгкий экзоскелет, кошка буквально сгребла меня с кушетки и водрузила на ноги. Под руку легло усиленное республиканской техникой плечо, давая столь необходимую дезориентированному телу опору. В этот момент розовая муть перед глазами спала, открывая вид на дверную мембрану, а оттуда… уже во весь опор неслась Эйди. По-моему, девочка что-то кричала, волосы милахи разметались за спиной гигантским шлейфом, вся миниатюрная фигурка распласталась в движении. Следующий миг впечатал в себя сразу два события. Во-первых, меня, ещё плохо стоящего на ногах, Старшая выпростала перед собой, точно щит — удерживая руками за талию. Во-вторых, шальная от эмоций Ди вдруг взметнулась в длинном прыжке… который завершился аккурат на мне. Валькирия повисла, что та прищепка, намертво вцепившись руками и ногами в многострадальный торс. Губы обожгло острым поцелуем… и тут эта бестия в одно движение приняла меня в себя. Время остановилось. Восприятие натурально взорвалось лавиной непередаваемых ощущений, погрёбших под собой жалкие ростки здравого смысла.

Похоже, пыточный агрегат оставил по себе не только ощущение полной дезориентации — он породил и какую-то гипертрофированную чувствительность в разбуженной полями нервной системе. И милаха об этом знала! Потому и поспешила первой занять вожделенное место. Что могу сказать? Она молодец. Как плохо мне было несколькими минутами ранее, так же хорошо стало с появлением в объятиях этой безалаберной метиллии. Кошка ведь не просто так висела… устроила мне настоящее светопреставление собственным лоном. Сдавливала, проталкивала, вибрировала… Обилие нахлынувших эмоций не позволило мне выговорить ни слова. Я задохнулся, утонул в ощущениях, и только благодарно стонал. Впрочем, этого милахе оказалось достаточно, чтобы испытать сытое довольство эффектом своего экстравагантного появления. А остальные сёстры, сейчас столпившиеся в дверях, и подавно всё понимали.