Кошка в сапожках и маркиз Людоед
Шрифт:
– В среду мы пойдём в школу? – спросила Марлен, когда мы отправились дальше – до замка.
– А ты разве против? – ответила я вопросом на вопрос. – Что плохого, если ты раз в неделю будешь общаться с ребятами своего возраста, а не с девицами, которые гадают на женихов?
– Дядя не согласится, - очень неуверенно сказала Марлен, но посмотрела на меня почти с надеждой.
– Куда он денется, - фыркнула я. – Сам-то, поди, в твоём возрасте не с господином Лиленбруком в домино играл.
Вернувшись в замок, я заново
Для того чтобы испечь печенье, которым я собиралась покорить учеников городской школы, мне совсем не требовалась волшебная книга. Пусть лежит себе в ссылке, справлюсь и без неё. А то кто знает, что получится, если я снова попрошу у неё совета – что приготовить. Рисковать спокойствием детей я не собиралась. Это вам не маркиз Людоед, которого не жалко.
Лоис молча уступила мне место у стола, не спрашивая ни о чём, и только поглядывая виновато и осторожно, а я была уже в таком разгорячённом состоянии, что вполне могла бы выпекать печенье на ладонях.
Десять ложек мёда, десять размягчённого сливочного масла, пять яиц, соль, корица и мускатный орех, и мука – чтобы получилось лёгкое, взбитое тесто. Я выкладывала печенье двумя чайными ложками на промасленный противень, когда в кухне появилась госпожа Броссар.
– Затеяли печенье? – спросила она доброжелательно.
Но Лоис сразу подхватилась, пробормотала, что ей нужно заглянуть в кладовку, и упорхнула, оставив нас наедине.
– Надеюсь, вы приняли правильное решение? – спросила госпожа Броссар сразу в лоб. – Надеюсь, вы переедете к нам с Надин сегодня вечером?
– Нет, не перееду, - ответила я ей в тон, продолжая раскладывать тесто. – Я остаюсь. Можете так и передать своему хозяину.
Последовала долгая пауза, во время которой я успела отправить в печь два противня.
– Кэт, - произнесла, наконец, госпожа Броссар. – Мне казалось, мы поняли друг друга…
– Вам казалось, - заверила я её. – Никуда я не поеду. Если сейчас я перееду к вам, то тогда точно весь Шанталь-де-нэж лопнет от слухов. С чего это учительница сбежала из замка? Вы ведь живёте здесь, и ваша репутация ничуть не пострадала. Верно?
На бледных щеках женщины проступили красные пятна, и если я хоть что-то понимала, она едва сдерживалась, чтобы не наговорить мне резкостей, а то и грубостей.
– К тому же, - продолжала я, выскребая остатки теста из миски, - Марлен нуждается во мне. Не в вас, не в своём любящем дядюшке, а во мне. С ребёнком должен быть хоть кто-то здравомыслящий, без ведьминой каши в голове и без скорби на лице. Вечная скорбь, знаете ли, детям противопоказана.
– Это ваше окончательное решение? – спросила госпожа Броссар высокомерно.
– Абсолютно, - подтвердила я.
– Жаль, - изрекла она так драматически, словно играла вдовствующую
– Сочувствую вам и месье Огресту, - сказала я уже ей в спину.
Печенье было готово за считанные минуты, и я достала его из печи, снимая с листов ещё горячие кружочки. Обжигаясь, я дула на пальцы, перебрасывая печенюшки на полотенце, постланное в корзинке.
Если господин Лиленбрук воображает себя самым умным, то вот и возьмём его советы на вооружение.
Иногда надо вмешаться в чужую жизнь? Вот и вмешаемся. И посмотрим, как это понравится советчику.
После того, как я отказалась переезжать в дом госпожи Броссар, я всё ждала, когда появится господин Огр и будет выговаривать мне, как столетний дед, который брюзжит по любому поводу.
Но прошёл день, второй, а милорд Огрест не показывался, и даже как будто прятался от меня.
Иногда я нарочно стояла в коридоре, дожидаясь, чтобы он вошёл или вышел в кабинет или спальню, но в комнатах маркграфа было тихо, как в склепе.
Госпожа Броссар хранила невозмутимое молчание, но у неё я и не стала бы спрашивать – где маркиз пропадает сутки напролёт. И только Лоис иногда упоминала, что «милорд просил отбивные», или Планель ворчал, что «лошади простаивают, а милорд всё ходит на своих двоих».
Зато Марлен чувствовала себя превосходно. От её мрачности не осталось и следа, и она с таким же нетерпением дожидалась среды, с каким ждала продолжения музыкальных репетиций.
Печенье ждало своего часа, упакованное в жестяной сундучок и прикрытое чистым полотенцем, и обещало стать ещё мягче и ароматнее, вылежавшись. В среду мы с Марлен прихватили его с собой, отправляясь в школу.
Моя ученица весело болтала, обсуждая всё и сразу – музыку, платье Дайаны, в котором она блистала на последней репетиции, игру в снежки и чудеса сочельника.
– Если повязать на ножку кровати голубую ленту, то сны перед Рождеством будут сниться только хорошие, - говорила Марлен, а я слушала и кивала, попутно помогая ей завязать тесёмки шапки и надеть шубу. – Потому что голубой отпугивает ведьм, приведений и чертей.
– Кто тебе это сказал? – спросила я, подавая ей рукавички.
– Все говорят, - она пожала плечами. – Хотя отец Себастьян говорит, что помогают только молитвы…
– Мне кажется, отец Себастьян не так уж и неправ, - заметила я, когда мы уже спускались по лестнице.
Марлен собралась заспорить, но замолчала и остановилась. Я тоже остановилась, потому что на ступенях перед нами стоял милорд Огрест – мрачный, осунувшийся, похожий в своём меховом плаще на настоящего тролля.
– Бонжур, месье, - сказала я как можно непринуждённее. – Пропустите нас, пожалуйста.
– Куда это вы собрались? – спросил он и посмотрел на Марлен, отчего она привычно втянула голову в плечи и уставилась в пол.