Кошка в сапожках и маркиз Людоед
Шрифт:
Впрочем, господин Огрест не стал дожидаться моего ответа и ответил себе сам:
– Вы повели мою племянницу в общественную школу.
Это был не вопрос, это было утверждение. И я воинственно вскинула подбородок:
– А что, это преступление?
– Хотите уклониться от своих обязанностей? – выпалил он и… покраснел.
– Марлен, - сказала я, - спускайся и подожди меня внизу. Мне надо перекинуться парой словечек с твоим добрым дядюшкой.
Девочка тут же протиснулась боком между стеной и Огрестом, стараясь не задеть его даже краем шубы, и перепрыгивая через ступени помчалась
– Опять ваша стряпня? – милорд кивнул на сундучок, который я держала в руках, и который благоухал корицей даже будучи закрытым. – Считаете, что все проблемы решаются улыбками и сдобой?
– Нет, конечно, - сказала я ему в тон. – Все проблемы решаются только вселенской скорбью и наморщенным лбом. И, к вашему сведению, девочка должна развлекаться и играть со сверстниками, как все нормальные дети. Мы будем посещать школу именно для этого – для развлечения и игр. Понятно вам?
Я спустилась на одну ступеньку, и Огресту пришлось попятиться, тоже спускаясь, а я продолжала наступать:
– А вы бы, вместо того, чтобы скорбеть, как отшельник в башне, позаботились о ёлке! Во всех домах они уже стоят и ждут праздника, а в вашем – тоска, как в болоте!
Он снова попятился и сообразил встать спиной к стене, чтобы пропустить меня.
– Так-то лучше, - сказала я сердито, резким движением прихлопывая шапку на макушке, чтобы плотнее сидела. – Оревуар! Не ждите нас скоро. Мы намерены повеселиться от души.
Марлен ждала меня внизу, и глаза у неё были огромными. Казалось, она не верила, что с её дядей можно разговаривать, как с человеком. Ну, почти как с человеком. Огры – они ведь не совсем люди? У них там что-то из камня, по-моему. То ли сердца, то ли головы.
– Сапоги-то вы надели, - сказал вдруг Огрест.
Да, на мне были не мои щёгольские красные сапожки, а сапожки на меху, подаренные милордом.
И – да, я их надела. И стесняться этого не собиралась.
– Это – лучшее что вы сделали, - бросила я через плечо. – На том свете вам зачтётся, как доброе дело. Плюс один в копилочку. А, или у вас в копилочке всего один?
Огрест с присвистом втянул воздух и, похоже, хотел ответить что-то убийственное, но передумал и взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступени.
– Как заяц, честное слово, - пробормотала я и взяла Марлен за руку.
Разумеется, после нашего появления в классе общественной школы об учёбе пришлось забыть. Мы с Марлен сидели на задней парте, и ученики постоянно оглядывались, восторженно таращась на нас. Меня это смешило, а точёный носик Марлен задирался всё выше. Но когда бедняга господин Бланкир объявил, наконец, что урок закончен, моя ученица милостиво позволила девочкам увести её в свой кружок, где они сразу зашептались, то и дело хихикая и отбиваясь от мальчишек, которые запрыгали вокруг, как кузнечики, требуя внимания.
Очень помогли и мои печенюшки, которые дети расхватывали, как голодные воробьи. Марлен тоже ухватила парочку и сгрызла их в один присест.
– Вы такая молодец, - похвалила меня Саджолена, когда дети оделись и побежали в школьный двор – кувыркаться в снегу и швыряться снежками. Мы с госпожой Бланкир
– Да, мне уже рассказали эту печальную историю, - сказала я. – Очень жаль Марлен. Но у неё, хотя бы, есть богатый и добрый дядюшка, который обеспечит её будущее. Многим в этой жизни повезло меньше.
Саджолена покосилась на меня и заметила:
– Вы не сентиментальны, барышня Ботэ.
– Нет такого, - согласилась я, опираясь локтями на перила.
– А я – ужасно сентиментальна, - призналась она и улыбнулась немного грустно и немного виновато. – Вот смотрю на Марлен… и вижу Юджени. Они очень похожи.
– Вы были знакомы с леди Юджени? – я сразу навострила уши.
– Конечно, - тут она улыбнулась ласково, хотя и по-прежнему грустно. – Мы были лучшими подругами. Подружились сразу, как только отец привёз её в Шанталь-де-нэж.
Ах да, я как-то и не подумала, что Саджолена Бланкир до своего замужества могла быть частой гостьей в замке Огрестов, если её отец был опекуном милорда Огреста.
– Мы считали себя уже взрослыми и умудрёнными жизнью барышнями, - продолжала она, - а отец всё время рассказывал нам сказку, как маленьким. Сказку про Белоснежку. Мне кажется, он не знал других сказок. В детстве я постоянно её слышала, и она мне уже порядком надоела, а вот Юджени слушала с восторгом. Теперь я думаю, это, и правда – чудесная сказка. Заклятье на крови, королева-колдунья… Ведь если вдуматься, мать Белоснежки тоже была колдуньей… Да и сама Белоснежка была совсем не проста – она не умерла ни от отравленного гребня, ни от удушающего корсажа, да и ядовитое яблоко пережила, отделавшись недолгим сном.
– Ужас, сколько ведьм на одну сказку, - разговор про Белоснежку был мне не интересен, и я поторопилась сменить тему. – Мы с девицами затеяли музицировать, не хотите присоединится к нам?
– Что вы, - Саджолена опустила голову, и я готова была поклясться, что она пытается скрыть слёзы. – Разве я посмею прийти в дом отца? Он и видеть меня не хочет.
– Довольно странно так долго обижаться на родную дочь, - я слепила снежок и швырнула в спину Марлен. Она обернулась и расхохоталась, показав мне язык, а потом убежала с другими ученицами под защиту пустой голубятни, откуда девочки повели атаку снежками на мальчиков.
– Вы не знаете моего отца, - тихо сказала Саджолена. – Его слово – как кремень. Когда выяснилось, что Юджени тайно обвенчалась с Шарлем, не сказав милорду Огресту ни слова и не разорвав помолвку, отец больше не разговаривал с ними – ни с Шарлем, ни с Юджени. Так и не простил их до… до самой их смерти.
– Надо же, - пробормотала я, получив ещё два камешка в мозаику этой истории. – Вообще не разговаривал?
– Ни слова, - подтвердила госпожа Бланкир. – Как удто они перестали для него существовать. На похороны, конечно, пришёл…