Космическая шкатулка Ирис
Шрифт:
– Цинично ты описала мне трагедию чужих жизней. В том числе и глубоко личную трагедию своей матери. Твой отец был действительным чудовищем. И если все ваши аристократы были таковы, то они получили по шапке за дело, – подытожил Валерий.
– Зато благодаря той истории, я имею отличный домик, где и проживаю. Он мне нравится. Я жила тут и во времена, когда у нас всё было в целости и сохранности. Мне было тут проще жить с Финэлей, чем со вздорной драчливой матерью и братьями. Мать, чуть что руки распускала и швырялась посудой как какой-нибудь пьяница в доме яств, если сказанное слово или поступок ей не нравились. Не одной Финэле доставалось, а и мне не одна шишка
Впервые Рамина так подробно рассказала ему о себе. Валерий, не обладая особенно-то уж буйным воображением, очень хорошо представил ту жизнь, что некогда клубилась, трещала громовыми вспышками и протекала как воздушные атмосферные потоки над старой обширной усадьбой прошлых аристократов. Как женские ладные фигурки гуляли среди ухоженного леса, превращенного частично в парк, как синели и алели цветы вокруг тех дорожек, посыпанным розовато-белым песком, по которым никто не ходил, кроме редких обитателей изукрашенных обширных пространств.
Валерий вдруг подумал, что не любит декоративно выведенных, одомашненных и безвкусных по своей форме цветов. Вот Ландыш, она тонка и изысканна, как и настоящий ландыш, чьи бутоны выточены резцом самого творческого духа природы. Они такие маленькие и мало заметные издали, в отличие от распушенных как павлиньи хвосты, нагло предлагающих себя глазам цветов из ухоженных цветников. К какому сорту одухотворённых растений он отнёс бы Рамину? Пожалуй, она была ярка и даже безвкусна, она имела слишком концентрированную насыщенность в себе того самого сексуального субстрата, что кружит голову, но не всегда порождает подлинную любовь.
Валерий вдруг заскучал о Ландыш. Если бы она согласилась стать его женой, хотя бы на то время, что они тут колготятся без всякого смысла. А там, на Земле, кто бы осудил её или его? Кто бы и о чём спросил? Ландыш, конечно, не из тех девушек, что вызывают безусловное восхищение всех, всегда поверхностное и ни к чему часто не приводящее. К ней надо было присмотреться, затихнуть рядом, её надо было вдохнуть в себя близко, близко… Тот, кто был Вендом, а стал Радославом, это понял. Он был отшлифованный временем знаток женской природы. Он захватил Ландыш себе в обладание, но делал вид своей непричастности к тому, что произошло. Вроде как девушка сама его выбрала, повисла на его шее, а он только уступил, пожалел.
Валерий до сих пор ревновал Ландыш к тому, кого не было в живых. Ведь в ней он продолжал жить, занимал там весь внутренний и остуженный интерьер её души. Не грел, а занимал, как декоративный и огромный камин занимает большую часть музейной какой-нибудь комнаты, напоминая помпезное надгробие, отделанное ценными породами редкого камня, не давая ни огня, ни элементарного обогрева. Ландыш даже пепел своих воспоминаний ценила как самую большую драгоценность в себе, поскольку от неё и несло этим самым безжизненным запахом застарелого пепла. Хотелось поэтому её очистить своим молодым и ярым дуновением, дать новую возгонку всем её спящим желаниям, стать её дополнением, её энергией «ян», обняв её милую и одинокую «ин». А его отец Кук – бездарный врач и недоученный кудесник до сих пор мнил, что она ничего не помнит о прошлом, благодаря его целительному вмешательству,
– Утончённая роскошь как болезненный нарост паразитов на теле социума, страдающего от того, что лучшие соки высасываются именно теми, кто ничего не создаёт, – сказал он задумчиво, одной частью сознания пребывая с Ландыш, а другой отслеживая свой разговор с Раминой.
– Ты случайно не работаешь в одном из государственных Департаментов пропагандистом? – подозрительно спросила Рамина, вглядываясь в него, будто увидела впервые. – То-то я думаю, откуда бы и кто узнал о моей коллекции, если я никого и никогда сюда не допускала? У меня прежде гостей не водилось. Финэля моя нелюдима и страдает от присутствия посторонних лиц. Я со знакомыми в домах яств или других местах встречалась. Ты – единственный из всех прошлых моих друзей – исключение.
– У тебя было много прежних друзей? – спросил он. – И я никогда не считал твою коллекцию за ценность. Ерундой, да, а уж то, что её отсюда утащили, так и вообще здорово. Тебе же дышать будет легче, а для старушки работы меньше. Кому же она понадобилась?
– Ты мне и объясни, Ва-Лери.
– Я? – изумился Валерий. – Почему я?
– Ты донёс, что у меня собраны в доме аристократические и дорогие изделия ручной работы, вот и нагрянули те, кто тащат в некие мифические музеи для народа всё, что им самим нравится. И никакой народ уже ничего не увидит.
– Это же чушь, Рамина! Зачем мне? Я могу тебе такой ерунды наделать хоть завтра. У тебя нет изображений утраченных образцов? В бумажном формате.
– Разве ты художник? И к чему бы мне воспроизводить на бумаге изображения вещей своего дома? Нет у меня никаких изображений. Я плохо тебя понимаю. Если умеешь хоть что-то делать своими руками, сделай по памяти. Я не буду возражать.
– Зачем тебе нужны игрушки? Ты же взрослая девочка. Даже наша Виталина бросила фигурку на камни, когда Лана подарила ей. Она поняла её никчемность даже для детской игры. А тебе-то зачем?
– Ваша Виталина? Может быть, она вовсе не сестра тебе твоя Лана? И у вас уже есть дочь?
– И она спокойно наблюдала наши с тобою отношения явно близких людей?
– Да, это было бы и странно, но не для меня. Я же помню о своей матери, как она была само спокойствие и улыбалась всем вокруг, демонстрируя свою дружбу с отцом, невзирая ни на что. Так мне рассказывала Финэля. Она могла бы избить Ифису, устраивать безобразные скандалы каждый день, чтобы выжить отсюда незваную вторую жену. Но она так не делала никогда. Она же знала, что отец в таком случае просто исчезнет из имения, а там, где он будет, она его уже и не найдёт. А так она хоть видела его за своим семейным столом в окружении детей, пусть и не родных ей по крови. Разговаривала с ним, показывала гостям своё фальшивое семейное счастье.
– Мне-то оно зачем, Рамина?
– Тогда пригласи меня к себе в гости. Я на месте сразу пойму, лжешь ты или нет.
Валерий растерялся. Куда бы он привёл Рамину? На объект в горах? А почему и нет? Что она там поймёт, чем может быть опасна?
– Хорошо! – сказал он, внезапно приняв решение, целью которого было сокрушить Кука. Чтобы тот поскорее отсюда убрался вместе со всеми, в том числе и с самим Валерием. Чего тут было торчать столько времени без цели и без всякого внятного объяснения. Они были тут одиночки на необитаемом космическом острове, если сравнивать их душевное и физическое состояние отрыва от родной планеты. – Хоть сегодня.