Космическая шкатулка Ирис
Шрифт:
Ей даже хотелось спросить, – «Ты чего так печален-то, сынок? Где и что у тебя болит»? Понятно, она не спросила. Молодой же человек вдруг остановил свой взгляд на лбу стареющей женщины, как будто тщился сосчитать её морщины, но у Ифисы морщин на лбу не имелось. Лоб её был глаже, чем у дочери Олы. Та много думала, хмурила свой лоб, а Ифиса никогда. Нет, она думала много, но хмурилась только в своей душе. Из несколько рассеянного его взгляд вдруг отвердел и стал холодным и упёртым в самые зрачки Ифисы. От этого молодой мужчина уже не казался нежным и неуверенным мальчиком.
– Рассказывай всё, что знаешь. Все подробности, даже если они тебе кажутся несущественными, –
– О чём? – она тянула время. Да и не понимала, как приступить к изложению того, что уже было сказано Сэту.
– О той женщине, у которой кольцо моей матери и о спутнике, бывшем с нею.
– Твоей матери? – под Ифисой закачался пол.
– От того, что я никогда не видел её, она не перестала быть тою, кто дала мне жизнь, – ответил он. – А ты, насколько я знаю, была близкой подругой моей матери. Ты не могла ошибиться с идентификацией Кристалла. В противном случае, он тебя бы и не заинтересовал. Это не ты, а он сам дал тебе понять, чей он.
– Кто? – не поняла его Ифиса, болезненно задетая его явным неуважением. Поскольку он бесцеремонно ей тыкал, ни разу её не видя прежде, не чтя её немолодой возраст.
– Кристалл! – почти крикнул он. – Я не собираюсь тянуть время, оно не безразмерное! Выкладывай всё и будь свободна! Мы и так устали ждать тех, кто должен был давно заявить о себе.
– Кто это? – опять задала она вопрос, не ожидая ответа. Но так уж получилось. Ей даже не предложили сесть, а она ощущала слабость от долгого пути. От вокзала пришлось идти пешком, а негодный Сэт и не подумал послать машину с водителем. Ифиса же не так уж и резва, не девушка, не молодая женщина, хотя и не старуха. Нет! Тут она себя таковой никогда бы не признала.
– Тебе-то зачем знать об этом? Чем меньше будешь знать, тем крепче будешь спать.
– Где? Под могильной плитой? – задерзила Ифиса, устав от напора молодого наглеца. Он резко перестал ей нравиться, и она решила молчать. Сэт почуял её настроение и решил перехватить инициативу у молодого болвана, не понимающего, как надо разговаривать с пожилыми женщинами.
– Садись, Ифиса, – сказал Сэт почти ласково, предлагая ей свободное кресло. Всего таких кресел тут было два. Ифиса плюхнулась и почти ударилась задом о его неожиданно твёрдую поверхность.
– Из камня твоё сидение, что ли? – спросила она, ощупывая кресло под собою. Оно было кожаное, но очень жёсткое.
– Постояла бы на своих ногах, так быстрее бы обо всём рассказала! – выдал сердитый допрашиватель с лицом Рудольфа, которое он посмел себе присвоить, не будучи и близко таким сногсшибательным, каковым был папаша. Ифиса сразу же успокоилась и принялась ласковым взором изучать парня. И чем больше она его изучала, тем больше ей хотелось на него смотреть. Он оказался невероятно хорош! И она, сидя и успокоившись окончательно, вдруг поняла, что он неумело играет роль некоего властного могучего человека, не являясь таковым. Он почти мальчишка, он посланец кого-то, да того же Тон-Ата, прибывший расспросить её о том, что для них невероятно и жизненно важно. А вот почему? Об этом она постарается узнать, используя свою, многими летами и опытом настоянную хитрость. Вклада Нэи в своего сына она не увидела, если только та передала ему свою хрупкость, что мужчине ни к чему. Да ещё структуру волос, пушистых и лёгких, отчего их кончики казались насыщенными свечением. Очевидно, он застеснялся, видя, как пристально она его изучает. Он заходил по комнате, то к окну, то к середине пустого помещения. Он точно был и девственником, поскольку бывалые мужи женщин не стесняются никогда, тем
Она уже прощала ему грубый наскок на себя с первых минут разговора. Никогда ещё Ифисе не было так жаль своей ушедшей навсегда молодости. Вот кого бы ей встретить по первой своей юности. Вот с кем она разминулась во времени. И это не было шутливой разминкой её мысли, а скорее, светлой, но грустью. Такой худенький и возвышенный юноша, напичканный избыточной для его возраста учёностью, несколько захиревший в неподъёмных раздумьях о тайнах Мирозданья. Она покачивалась, сидя в кресле, медитируя в своём созерцании, соединенным с образами всякого – разного, а всё равно насыщенного и красочного своего прошлого, а также и несбыточного, что уже никогда не сбудется.
– Ифиса! – прикрикнул Сэт, – ты уснула, что ли? Руднэй же не любоваться на тебя прибыл. Ты не в том возрасте, чтобы тобою любоваться, хочу тебе напомнить.
– Отчего же, – ответил ему тот, кого звали Руднэй. – Я смотрел фильмотеку, где было много древних фильмов. Были среди них и с участием юной тогда актрисы Ифисы – Лан.
Ифису ранило, что он сказал «древних фильмов».
– Фильмы наивные до жути, но талант актёров запредельный. Их сияющие лица поражают. Почему теперь таких лиц нет? – спросил он.
– Понятия не имею, какие такие сияющие лица ты видел у лицедеев и блудниц, в каком бы времени они ни жили, – пренебрежительно отозвался Сэт.
– У тебя уж точно лицо посланца Надмирного Света, – вставила Ифиса, адресуя свой выпад Сэту.
– Может, ты недалека от истины, – ответил Сэт. – Когда-то я именно так себя и называл. Для тех, к кому я приходил со своим посланием свыше, дело всегда оканчивалось тем, что их грешные души навсегда покидали истоптанный их ногами мир.
– Витиевато, но понятно, – ответила Сэту Ифиса. – Ты был наёмный убийца. – Тут же она спохватилась о вылетевшей наружу фразе, но поймать её было невозможно, как и водится в таких случаях. Сэт даже не нахмурился. Он настолько презирал Ифису, что всякое её слово считал полубезумным.
– Опять вспомнила какую-то свою глупую роль. Она не умеет говорить естественными предложениями. Их просто у неё нет в наличии, как и своих мыслей. В ней толкутся только обрывки былых ролей и выдумок её же безумного сочинительства.
– Может, она и не сможет ничего нам рассказать больше того, что сумела сразу передать тебе? – неуверенно спросил Руднэй. – Ифиса-Лан, расскажи только одно. Почему ты решила, что те люди, коих ты встретила у Рамины – сестры твоей дочери, были пришельцы? Какая тому причина? Какие их приметы тебя насторожили?
– Да ничем они меня не насторожили. Они мне очень приглянулись. Смотрю, до чего же милая парочка. Он рыжеволос, строен и буквально сияет, как ты и говорил, своим лицом. Она же… – тут Ифиса задумалась. – Она не была так уж ослепительно хороша, как её спутник. На её лице лежала печать пережитых страданий, кои способна увидеть только женщина, вроде меня, пережившая подобное и более опытная по возрасту. Более проницательная, чем все прочие, грубые и зацикленные только на себе. Девушка, а скорее всё же, юная женщина, показалась мне особенной…