Космопорт
Шрифт:
— А как думаете, Андрей Львович, он своего добьётся?
— Немного изучил вопрос, поговорил со знающими людьми… — Костюшин запинается, президент терпеливо ждёт. — Понимаете, очень странная реакция. Никто не находит аргументов против, но и поддерживать его идеи не спешат. Когда привожу расчёты, что за пять — десять миллиардов долларов действительно можно построить супертяжёлую и комфортабельную орбитальную станцию, будто в ступор впадают. Что-то мямлят невразумительное. Никто не загорается.
— Куражу нет?
—
— А у нашего мальчика есть?
— Есть! Через край хлещет!
Президент размышляет с полминуты.
— Хорошо. Будем исходить из того, что у него всё получится. В конце концов, все риски он храбро берёт на себя. Как нам уговорить… нет, как сделать так, чтобы у него всё получилось, но на Байконуре?
— Он требует добиться от казахов нового Соглашения об аренде, по которому их права были бы сильно урезаны.
— Это сложно. Нужны серьёзные основания.
— У нас в разговоре возникла интересная идея. Предложить Астане или сильным в финансовом смысле кланам купить выгодные облигации. С гарантией частичного или полного возврата средств даже в случае неудачи планов нашего мальчика.
— Так-так… — президент заинтересовывается.
— Процентов двенадцать — или больше — ежегодно с той же привязкой к банковским металлам должны их заинтересовать. Тогда переход казахских властей на Байконуре на второстепенные роли представим как жизненно важные гарантии для функционирования Агентства.
— Хм-м… попробовать можно…
— Только наш мальчик сказал, — Костюшин весело усмехается, — что больше миллиарда не возьмёт. У него их и так много. Знать бы сколько…
— Казахи столько и не смогут дать. У них миллиардеров раз-два и обчёлся. Если только Астана в золотую кубышку залезет…
(на момент разговора золотой запас Казахстана 320 тонн, что в долларах составляет около 30 миллиардов. Автор.)
Лёгкое разочарование Костюшин прячет. Не может быть, что президент не знает, сколько в загашнике у космического мальчика. Знает. Но спецслужбисткую школу не вытравишь. Болтливые там не выживают.
18 октября, четверг, время 15:05.
Московская область, полигон МГУ «Каскад» под Протвино.
— Теперь попробуем опускать со сложностями, сначала сделаем вот что… Гена, тащи сюда ящик с минералкой.
Опытная модель лунного модуля под весёлым прозвищем «Каракатица» показала неплохую динамику при подъёме. Раскачка, то бишь прецессия была совсем небольшой. Только основное предназначение модуля садиться, а не взлетать.
— Ужесточим условия… — говорю, закидывая на площадку «Каракатицы» полторашки с минералкой.
Модуль прицеплен капроновым тросом к стреле стометровой мачты. По виду мачта — тот же кран, но ему ездить не надо. Трос не только страхует — на другом конце платформа, масса которой составляет
— Для шести бутылок надо на платформу пять закинуть, — замечает Самарин, — чтобы соотношение не нарушить.
Глядим на платформу, поднятую на самый верх. Опускать, поднимать… ну его нафиг!
— Искажение небольшим будет, — отметаю лишние заморочки, «Каракатица» на полторы тонны тянет, что ей несколько килограмм.
— Поднимай, Петя! Если что, сразу отключай движки, но спуск продолжай.
Если раскачается, как маятник, то его удлинение уменьшит амплитуду.
Режим посадки максимально приближен к «боевому». Сначала модуль отпускают, он начинает падать с лунным ускорением, что обеспечивает противовес. Затем включаются маршевые двигатели, шесть штук по периметру. Паразитной прецессии противодействуют боковые маневровые движки. Они включаются бортовым компьютером, который следит за положением датчика вертикали.
Самарин вместо маневровых движков использовал небольшие баллоны с углекислотой под давлением. Настолько маломощных и компактных реальных движков не нашлось. Реальные маневровые двигатели он как маршевые использует.
Со мной Андрей Песков, Зина и Гена, обрастаю потихоньку постоянной свитой. Всей компанией наблюдаем попытки рысканий опускающегося модуля. Самарин потеет от волнения, наблюдая за процессом. Наконец модуль, пыхнув огненными струями напоследок, неуклюже плюхается на грунт.
— Ну что сказать… — делаю вид, что не замечаю напряжённого внимания Петруни. — Чуда я не ждал, ты чуть-чуть за край допустимого не вышел, но всё-таки удержался. Можно за испытания дать оценку «удовлетворительно».
Это значит, что небольшая премия Петру и его ребятам, которые толкутся чуть в стороне, будет выписана.
— А что, Петро, я так понимаю, автоматической стабилизации центра тяжести ты не добился?
— Даже не представляю, как это сделать, — пожимает плечами.
Песков глядит на меня вопросительно. Отвечаю взглядом: «Потом».
— Есть один вопрос, Петруня. У тебя в университетском чате какой ник?
Петя напрягается. Уже знает, что суффиксы к его имени зря не привинчиваю.
— Сэм-08, а что?
«08»? А, это год рождения! Потрясающе! Парень на два года старше меня.
— Скажи, Сэм-08, зачем ты в чате открыто обсуждал конструкцию модуля? Да ещё объявил, что он лунный?
Вера у меня в приёмной не просто так сидит, обычно на университетских форумах пасётся, держит, так сказать, руку на пульсе.
— Ну… — мнётся, но видно, что никакого криминала не видит. А зря. — … думал посоветоваться, вдруг кто-то что-то подскажет, на мысль наведёт.