Космопроходимцы (вторая часть). Ксеноопера "Жнец, Швец, Игрец"
Шрифт:
Игрец встряхнулся. Надо двигаться, разогнать кровь. Куда-нибудь, лишь бы идти. Мир заполнен людьми с шариками в ушах, насквозь пронизан щупальцами, но это не беда. Если не касаться щупалец и без нужды не разговаривать с шариковыми гражданами... В глаза бросилась чёрно-жёлтая вывеска бара 'Сэмми-снэппер'. '24h', - прочёл Игрец. 'То, что мне сейчас надо, - решил он, изменив курс.
– Бар открыт? Двадцать четыре часа - земные сутки. Круглые сутки можно заглянуть, чтобы нарваться на грубость. Сэмми - именно то, чего мне сейчас не хватает. И выпить. Интересно, он когда-нибудь спит? Ну-ка...' Дверь заперта. Крутя ручку, Игрец прочёл на висящей криво за дверным стеклом табличке: 'Задолбали'. Дёрнул дверь ещё раз, потом понял: хозяин решил, что
Здесь, по крайней мере, тепло, подумал Игрец. Никуда больше не хотелось идти. Какой смысл ползать в трясине кругами, скользить между щупальцами местного чудища, протискиваться сквозь мир, полный чужаков с шариками в ушах?
– Задолбали, - громко сказал Игрец.
Ответить некому, эхо потерялось высоко под сводами колоннады. Хоть кричи, вокруг пустота - сглотнёт вопли, даже не поморщится. И хорошо. Игрец сел на тёплые плиты, спиной прислонился к двери. В трясине если остановишься, засосёт. Накроет с головой. Выпить бы, тоскливо подумал Ной, это помогло бы держать голову над поверхностью. У тебя есть средство получше, подсказал кто-то. Запить нечем, но сойдёт и так. Мигом у меня вынырнешь, не только голову понесёшь, взлетишь, как птица, над этим болотом. Прицельно капнешь сверху на голову... или что там у монстра? Кроме щупалец есть у него что-нибудь? Я решил уже, что монстра зовут 'Интермедиа'. Есть у глобальной сети что-нибудь, кроме глобальной сети? Дурацкий вопрос, Владимир Иванович. Дурацкий, конечно, но непонятно, что ответить. Сознание, как ползец в трясине, тычется вслепую. А можно бы взлететь. Всего лишь одна таблетка... Я понял, что с тобой, Владимир Иванович, сказал Ной. Это ломка. Втянулся с первой дозы. Ловко шеф меня обработал. Коробочку оставил как бы невзначай возле трупа, дал понять - полезные таблеточки, расширяют сознание. К сожалению, ненадолго. Полетаешь, ловя клювом мошек, и - бульк. Мордой в грязь. И главное - быстро изнашивается тело. Чем больше летаешь, тем ближе летальный исход. Это просто ещё один способ наложить лапу на мою память. Одним выстрелом грохнуть двух птичек: Циммермана и меня. Нет, не так. Выстрелить мною в Иосифа II Неполноличного, чтобы потом извлечь меня из трупа, как пулю, и повесить на свою бессмертную шею. Ловко. Но погоди, начальничек, может статься, шнурок, на котором подвешена пуля, станет удав...
– Кой хрен у меня тут расселся?
– грянул как бы с небес чей-то голос.
Игрец вскинулся. Руки-ноги затекли, в шее иглы. Кто здесь? Начальник? Захваченный врасплох сонный Игрец готов был напасть.
– А, это ты, - сказал человек.
– Срання припёрся, дождаться не можешь, когда открою. Что, с бодуна рогами упёрся в дверь?
Сэм, узнал Игрец. В глазах навёл резкость, убедился: Сэмми-снэппер собственной персоной; похож на мрачную надутую рыбу.
– Видеть твою небритую рожу с утра большая радость, - проворчал бармен.
– Убери задницу со ступеньки, пропойца, дай открыть лавку.
Игрец, пытаясь управиться с занемевшими конечностями, думал: 'Что-то важное я понял во сне. Но что? Разбудил меня Сэмми, не дал досмотреть. Какой-то обманный ход. Ничего, это не к спеху. Потому что ход теперь за Триадой, её очередь'.
Шестой раунд
Первого августа, в девятнадцать часов четырнадцать минут по третьему евразийскому часовому поясу Игрец узнал о том, что Иосиф Циммерман восстановлен в правах и отпущен с пересадочной станции альфы Малого Пса на Землю. Сообщение упало в личный сектор, как раз когда Игрец заглянул туда за свежей порцией кинодских снов Иосифа II Неполноличного. Последние несколько дней из центра дальней связи выбирался только перекусить, выпить, покалякать о земных делах с грубым Сэмом и отхватить хотя бы три-четыре часа мёртвого сна в гостинице космопорта, напоминавшей древний
В земных делах Игрец теперь ориентировался сносно, не хуже того же Сэмми. Времени даром не тратил, копался в сети - осторожно, чтоб не дразнить спящего монстра и у начальства не вызвать подозрений. Не столько даже для пользы дела старался, сколько чтобы держать себя в форме, побороть тягу к расширителю сознания и не дать телу сверх всякой меры наливаться спиртным. Такие дела на Земле творились, что спиться недолго. Ломку, постигшую человечество после аварии глобальной инфосети, бозоиды излечили ушными манипуляторами в считанные дни. Игрец не смог установить, откуда пришла шариковая зараза, слишком быстро она прыгала с континента на континент. Ясно, что легче всего сдались суперурбаны, все эти евразийские и американские мегабашни, но и африканские и австралийские посёлки натурофилов пандемия не обошла стороной - всюду будто бы одни чохом возникли торгоматы, набитые драже ртутного цвета.
– Как прыщи у молокососа какого-нибудь вскочили, по всей юной роже, - жаловался Сэм.
– От большого желания. Кому умному, может, и пришло в голову сразу, чем этот цирк кончится, а я не понял. Думал: ну мало ли на что мода бывает, в прошлом году вон все с ума сходили от контактных линз с реал-демонами и от какой-то ещё подкожной дряни, в этом году - шарики. Недошевелил я мозгами вовремя. А теперь что? Не только мозгами, жопой шевелить поздно, когда все поголовно в уши трахнуты.
– Так уж и все, - рассеянно проговорил Игрец, косясь на волосатого заморенного парня, очевидного луддита, клевавшего носом в недопитую кружку.
– Ну не все, так будут все. Разве что в заповедниках останутся.
– В заповедниках?
– Ну да. И в этих ещё... В заказниках. Ты что, про заповедники ничего не слыхал? Фронтир-сортир ты, деревня терранская, тундра неогороженная, - буркнул бармен и стал рассказывать про заповедники.
Оказалось, век тому назад, когда прошла мода на космопроходцев, изголодавшееся по тихому бытию человечество вместо звёзд глянуло под ноги и обнаружило пустоту. Безликие башни, синтокомбинаты, а между ними - пустоши. Посёлки натурофилов не в счёт, всякому ясно, какое отношение они имеют к природе.
– Такое же, как этот бифштекс к быку, - сказал бармен, вытянув тарелку из синтезатора.
Игрец принял тарелку, кивнул. Ной полжизни прожил как раз в таком посёлке, только не в Австралии какой-нибудь, а в Оклахоме. Оттуда и сбежал на Террану - осточертели декорации, настоящей жизни искал. Нашёл пьяные посиделки с туристами на 'Ковчеге'. Впрочем, и братию бритых счастливчиков нашёл тоже. Амбала Быстрицкого, хитроумного Ёсю. Ксению нашёл, заделал ей сына Эммануила. Эми. Жить бы и жить. И что? Только вошёл во вкус, только распробовал... Вот тебе, Ной, тарелка, жри бифштекс с пылу с жару, прямо из синтезатора. Игрец без энтузиазма ковырнул синтетическое мясо вилкой, слушая про заповедники.
– Реконструкторы, - говорил Сэм, - это тебе не натурофилы какие-нибудь, взялись грамотно. Перевернули гору литературы и всяких там книг, реалов насмотрелись древних, поездили по ушам парочке толстосумов, взяли за сиськи какой-то госфонд, и вот тебе, пожалуйста - заповедник. Всё в нём не как у меня в баре - бутафорское, а как раньше. Живности даже туда напустили от коров до кузнечиков. Кого по геному восстановили, кого вытащили из нор и канализационных коллекторов, где он последние сто лет мыкался. Ласточек в сквере космопорта видел?
– Стрижей.
– Один хрен. Всё равно ведь генная реконструкция. Да, так вот, заповедник, значит. Один такой сделали, а потом пошло-поехало. Мода.
– И как теперь?
– Да что теперь-то, когда эти шарики, - Сэм приуныл, махнул рукой.
– Думаешь, не устоят заповедники?
– Не знаю. Но вот что я решил: когда станет мне тут совсем невмоготу, продам бар за сколько дадут и туда подамся. В тот самый заповедник, который первым сделали. Чего-то он в память запал. По названию, что ли? Одесса.