Костры на башнях
Шрифт:
Азамат стоял с опущенной головой, тошнота подступала к горлу. Он не предполагал, что испытает такие муки только от того, что явился на регистрацию. А что будет потом? Его больше всего мучила неизвестность и опасение, что немцы заставят сотрудничать с ними. А если узнает Надя?.. Теперь, когда она здесь, он не мог не считаться с тем, что она есть, и незримо присутствует подле него, и будто проверяет каждый его шаг. Какими недобрыми глазами она смотрела на него там, во дворе. И неизвестно еще, поверила ли его лепету, когда он рассказывал свою легенду о контузии.
Азамат не заметил, как остался
Наконец сухопарый высокий немец с повязкой на рукаве жестом потребовал следовать за ним и двинулся вперед деловитой походкой. Постукивая каблуками сапог, он уверенно вел Азамата по длинному коридору. У дверей небольшой комнаты, где велел снова ждать, стоял часовой с автоматом на груди.
Азамат узнал приемную первого секретаря райкома партии. Здесь лишь убрали стол, портреты со стен, постелили на пол ковровую дорожку — вот и все изменения. Вспомнилось, как крепко пришлось ему здесь понервничать в напряженном ожидании вызова на бюро райкома, как нерешительно переступил он порог этого кабинета. Вроде давно все это было, но по сей день горько на душе от обиды: именно здесь дали Азамату от ворот поворот, отказались принять в партию.
Теперь здесь резиденция немецкого коменданта. Кто бы мог тогда подумать, что года через два в городе поменяется власть! Вот и выходит, к лучшему, что не приняли его тогда в партию. Воистину, все, что ни делается, делается к лучшему. Однако что он ожидает от немцев? Какие изменения внесет в его жизнь новая власть? Дядька полагает, что с ее помощью сможет вернуть свое прежнее богатство. Станут ли немцы раздавать награбленное направо и налево? Сомнительно. Что тогда останется им? А если погонят их, как в гражданскую, и на этот раз? Что тогда? Нет, тут нужно быть осмотрительным.
Дверь отворилась, и Азамат вошел в просторный кабинет, почувствовав холод в груди. Сидевший за столом немецкий офицер предложил ему сесть, он опустился на первый попавшийся стул и только потом взглянул ему в лицо. Оно показалось знакомым, и это обстоятельство встревожило: Азамат не мог понять, откуда он может знать немца?!
Его недоумение разрешил хозяин кабинета.
— Вы удивлены? Да-да! Я бывал здесь до войны. И мы могли встречаться, господин Таран.
Ну конечно! Азамат вспомнил: тридцать девятый год, немецкая спортивная делегация… Видимо, не восхождение на Эльбрус их тогда интересовало, а нечто другое.
Глава тринадцатая
Близился вечер; в горах быстро темнело и холодало, как только исчезло солнце. Бойцы сидели, прижавшись друг к другу теснее, чтобы согреться. Из рук в руки переходила самокрутка.
Тариэл Хачури, командир стрелковой роты, рассказывал:
— Если тогда, в гражданскую, мы выстояли, хотя все разом, почти вся Европа, набросились на нашу молодую Страну Советов, если тогда народ нашел в себе силы, чтобы прогнать врагов к чертовой матери, то уж теперь мы тем более постоим за себя, за свое Отечество. Судите сами. Ну что смогут германцы с нами сделать, если заведомо угрожают нас всех истребить, либо сделать своими рабами?! Неужто фашистам удастся поставить нас на колени? Никогда! Ни за что! Мы остановим
Саша Прохоров сидел к Тариэлу Хачури ближе других и, как почудилось командиру роты, смотрел так, будто был удивлен его словами. Перехватив напряженный взгляд пария, он спросил:
— Так я говорю, Прохоров?
— Так точно, — запоздало ответил тот, видно не сразу сообразив, что вопрос был задан ему.
— Прошка о жинке своей, о Татке, грустит, товарищ командир роты, — пояснил цыган Никола Николаев, кряжистый, несколько неповоротливый, медлительный и всегда улыбающийся боец.
Никола Николаев и Саша Прохоров появились на шахте почти одновременно. Саша — светловолосый, Никола — смуглый и черноволосый. Один — застенчивый, молчаливый, другой — говорун. Прохоров быстро пошел в рост, стал помощником мастера, Никола так и остался рядовым шахтером. Но одно качество у них было общим, о каждом говорили — работящий!
— Смотрите! — воскликнул Махар Зангиев и указал вниз, в распадок.
Там над утесом поднимался черный дым.
— Жгут костры на башнях.
— Ну-ка, где? — встрепенулся Асхат Аргуданов и тут же с твердой уверенностью заявил: — Это нам сигнал. Ну конечно, немцы прошли в ущелье.
— Во дает! — усмехнулся Прохоров. — Ты-то откуда знаешь?
— Нужно не только знать, но и соображать, — отпарировал Асхат. — Товарищ старший лейтенант, я могу, если доверите, пойти… выяснить…
— Хорошо. Пойдет с тобой и Зангиев.
— И Прохоров, — добавил политрук Карпов. — Вдруг на вражеский секрет налетят.
Хачури преднамеренно посылал Аргуданова и Зангиева вместе: пусть притираются друг к другу, рассудил он, привыкают, как два сноровистых коня к одной упряжке.
Бойцы спустились в распадок, пошли по дну его, обходя огромные валуны, и вышли на каменную площадку. Вот недалеко и до башни, названной горцами «каланчой». Над ней продолжал струиться дым.
— Смотрите в оба. — Асхат торопливо двигался на коротких ногах, чем-то напоминая медведя. — В засаду бы не попасть.
Но вместо гитлеровцев они увидели Заиру. Девушка стояла на огромном камне, словно в раздумье: сможет ли перепрыгнуть на следующий валун?
— Свалишься! — сдавленно вскрикнул Махар так, будто за горло его схватили; он бросился к девушке, не думая о том, что может быть обнаружен противником.
— Заира? — опешил Асхат. — А ты что здесь делаешь?
— Я… к вам иду, — виновато призналась Заира и захлопала длинными черными ресницами. — Я торопилась. Жду, жду, а никто не идет. Решила сама подняться наверх.
— С ума сошла. Нашла бы ты нас на такой верхотуре! — обронил брат.
— Надо же было вас предупредить! Или как? — Заира круто приподняла черные брови. — Никого не видать, а я волнуюсь. Аж продрогла до косточек.
— Так это ты зажгла костер на башне? — удивился Асхат.
— Ну конечно! Я и Чабахан. Предупредить хотели: немецкая колонна направилась наверх.
— Ты сама видела? — переспросил недоверчиво брат.
— Какой ты непонятливый, а еще в Красной Армии. Была я у бабушки. Смотрю — немцы. Между прочим, и тебе не мешает навестить старушку, — упрекнула она.