Кот и мышь
Шрифт:
— Спросите у миссис Лав, — сказала Тинка. — Она указывает мне, когда у меня должна болеть голова, а когда нет. — Решив, что зашла достаточно далеко, она выпалила: — Расскажите о вашем друге!
Карлайон застыл, держась за дверную ручку.
— Что вы хотите узнать о нем?
— Почему он разноцветный? — спросила Тинка и разразилась истерическим смехом.
Оставшись одна, она поднялась с кровати и быстро начала одеваться. «Это конец, — думала Катинка. — Мне нужно убираться отсюда. Если мисс Эванс будет перевозить через реку разноцветного мужчину, то может заодно перевезти и меня. Я незаметно выскользну из дома, побегу по тропинке вниз, и если внезапно появлюсь перед мисс Эванс и скажу, что хочу уехать, они не смогут меня остановить...» Мысль о том, что придется выйти из своего ненадежного убежища, пробраться через шоколадный
Где-то в покинутом ею доме кого-то или что-то истязали, возможно до смерти. Амисту или не Амисту... Амисту с большими голубыми глазами и мягкими вьющимися волосами или Амисту с покрытым швами белым одутловатым лицом, которое она вообразила себе в ночном кошмаре... Юную девушку, кричащую и корчащуюся в муках боли и страха. «Ну и какое это имеет отношение ко мне? Никакого! Все равно я не могу ничего сделать в присутствии этих людей. Разве я сторож брату моему{23}, и так далее...» Но ноги Тинки начали спотыкаться, скованные жалостью к беззащитной девушке, оставшейся в этой жуткой компании... Она заставляла себя идти дальше. «Я переправлюсь через реку с мисс Эванс, а как только доберусь до деревни, расскажу обо всем и потребую отвести меня в полицию. Должен быть хоть один полицейский в Пентр-Трист!» Мысль о деревенском полисмене была утешительной.
К тому же у нее там есть друзья. Маленькая разносчица молока успела с ней подружиться, а кроме того, мужчины, с которыми она говорила вчера — Дей Джоунс Ач-и-фай и остальные. Правда, мисс Эванс отрицала существование Амисты, но Дей Ач-и-фай видел ее и разговаривал с ней. Амиста упоминала об этом в одном из бесчисленных писем. «Сегодня была большая суета, потому что еще один Дей Джоунс приходил чинить канализацию. Он единственный, с кем я говорила за несколько недель, исключая Карлайона и двух слуг. У него романтический шрам на лице».
Но Дей Джоунс Ач-и-фай сказал... Они все сказали, что не знают Амисту — не знают никакой миссис Карлайон. А Дей Джоунс добавил, что люди из «Пендерина» не приходят в деревню — они слишком «шикарные». «Сюда приходила пожилая женщина, которая работала там с Деем Траблом, но больше никого из «Пендерина» вы здесь не увидите». Потом он поднял руку и вытер ладонью щеку со шрамом, который описывала Амиста.
Значит, на помощь из деревни рассчитывать нечего.
Погруженная в размышления Тинка только сейчас осознала, что прекратила бежать и стоит, прислонившись к сырому валуну и глядя через темную долину на гору напротив. В этой долине между двумя мрачно нависающими над ней холмами ее удерживали жалость и другое чувство, таившееся в глубинах веселого и беспечного сердца. Чувство долга перед страдающим ближним. Она боялась, но не могла убежать. Ей придется остаться и вести битву в одиночку. Никто, кроме нее, не верит в существование Амисты. Или... Но может ли вся деревня быть во власти Карлайона? В любом случае, ей не найти помощи в Пентр-Трист, а к тому времени, когда она доберется до Суонси, убедит тамошних полицейских (при наличии письма Карлайона!), что какому-то существу в «Пендерине» грозит опасность, переправится с ними назад через реку и вернется в дом, что произойдет с этим жалобно кричащим существом в конце коридора? Амиста это или нет, но это создание страдает и мучается, так что ей нельзя отворачиваться от ужасной правды... Тинка закрыла лицо руками и дала волю слезам одиночества, усталости и страха.
Внезапно сверху послышались шаги и голоса.
Люди спускались по тропинке.
Теперь она попалась. Как только они свернут за
Шаги прекратились, а потом смолкли и голоса. Очевидно, Карлайон попрощался с «другом», и человек с коричневыми руками пойдет дальше один. «Он увидит меня, — думала Тинка. — Если он с ними заодно, мне конец. Но шансы равные. Я поговорю с ним и спрошу у него...»
Катинка дрожала от страха, но истерия подталкивала ее к действию. Она храбро шагнула на тропинку.
Мужчина находился в двух ярдах от нее; рядом с ним стояли миссис Лав и Карлайон.
Все застыли, глядя друг на друга. Круглое лицо незнакомого мужчины выражало удивление. Карлайон устало смотрел на Тинку, словно не мог вынести мысли о предстоящей суете и утомительных объяснениях. Но она обратилась к незнакомцу:
— Я хочу поговорить с вами.
Белое европейское лицо... Руки в карманах...
— Да? — ответил он с приятным иностранным акцентом.
— Я хочу поговорить с вами наедине, — уточнила Катинка, глядя на Карлайона.
— Вы плакали? — с беспокойством спросил он.
От всей ее смелости осталось только желание положить ему голову на плечо и поддаться чарам этого усталого, ласкового голоса.
Но она резко отозвалась:
— Да, но это не важно. Я хочу поговорить с этим джентльменом наедине.
Мужчина неуверенно обернулся.
— Хорошо, — кивнул Карлайон. — Миссис Лав, мы с вами немного отойдем. — Он прошел мимо них. Миссис Лав покорно последовала за ним, однако, судя по интонациям ее голоса, который недавно слышала Тинка, она сопровождала двух мужчин отнюдь не в качестве служанки.
Незнакомец стоял, глядя на Катинку. Это был маленький человечек с копной каштановых волос под плоской шляпой с загнутыми кверху полями, карими глазами и маленьким, открытым от удивления ртом.
— Да? — повторил он. Ужасные коричневые руки были скрыты ярко-желтыми замшевыми перчатками.
Тинка начала быстро говорить, умоляя о помощи и объяснении...
— Я пытаюсь найти мою подругу — молодую девушку, называющую себя Амиста. Другого имени я не знаю... Они клянутся, что в доме ее нет и никогда не было, но я знаю, что она была там — она писала мне, рассказывая мне о доме, о его обитателях, даже о коте... А сегодня я слышала крики. Вы ведь знаете что-то об этом, не так ли? Что вы делали в этом доме? Я видела, как вы стояли в коридоре. Вы были... Ваши руки... Что вы там делали? Почему она кричала? — Так как он молча смотрел на нее, Тинка схватила его за руку и тряхнула так сильно, что желтая замшевая перчатка беспомощно взлетела в воздух. — Предупреждаю, я этого так не оставлю... Если вы или кто-то не дадите мне разумные объяснения, я обращусь в полицию и расскажу им все, что знаю...
Рукой в перчатке незнакомец вежливо приподнял шляпу и произнес:
— Извинить меня. Я в тридцать четвертом году бежать из нацистская Германия... Я не говорить по-английски. —• Надев шляпу, он улыбнулся и зашагал вниз по тропинке. Катинка, хромая, поплелась назад к дому.
За одним из окон что-то двигалось. Окно первого этажа выходило на долину в сторону Бринтариана, но под другим углом, чем окно комнаты Катинки. Каким странным теперь казался тот разговор о ее комнате! «Ей лучше отвести комнату сзади», — сказала миссис Лав. «Спереди, — возразил Дей Джоунс. — Над столовой». «Да, — согласился Карлайон. — Эта комната подойдет лучше всего». Ни слова о виде из окна, об удобствах или о пожеланиях их гостьи. В каком другом доме слуга решал, какую комнату отвести гостю? Не была ли причина в том, что комната над столовой находилась в конце коридора, в отдалении от остальных? Тинка вспомнила шутливые слова мисс Давайте-Будем-Красивыми в уютном розовом офисе «А ну-ка, девушки» за миллионы миль отсюда: «Вероятно, он держит сумасшедшую жену на чердаке, как в «Джен Эйр». Она содрогнулась при этом воспоминании.
В комнате, отдаленной от той, что отвели ей, что-то двигалось. Тинка слышала, как Дей Трабл ходит в кухне. Больше в доме никого не было.
Она остановилась, глядя вверх на окно.
Дей Джоунс начал петь — проникновенная мелодия раздавалась над долиной, взлетая ввысь, словно фонтан, падая вниз каскадом и распадаясь на тысячи серебристых кусочков, истаивающих в воздухе.
Что-то шевелилось за оконным стеклом, делая неловкие движение и словно пытаясь выбраться наружу... Что-то негромко постукивало по стеклу...