Кот и мышь
Шрифт:
Незнакомка свернула за угол к парадной двери, а Тинка прислонилась спиной к подушке и снова задремала. Она не знала, сколько проспала, но проснулась от звука голоса Карлайона:
— Пожалуйста, говорите тише.
— Я буду говорить что хочу, — ответил женский голос.
— Можете говорить что хотите, только не так громко. — Карлайон сделал паузу, и Катинка поняла, что он думает о том, может ли женщина разобрать его слова. — Вы сами не чувствуете, как громко вы говорите, — тихо, но четко добавил он.
Незнакомка
— Я пришла потому, что хочу узнать о делах моей племянницы. У меня есть на это право.
— После несчастного случая я написал вам, сообщив обо всем.
— Что-что? — переспросила женщина.
— Я говорю, что написал вам, когда это произошло.
— Я плохо вас слышу. Вы не отвечали на мои письма.
Я подробно написал вам в Америку и написал вашим адвокатам — им известна вся ситуация.
Женщина начала волноваться. Напрягая слух, Тинка представила себе, как блестят слезы в ее серых глазах и вздрагивает некогда красивый рот.
— Я была очень больна, — сердито заговорила она. — Для меня это явилось страшным потрясением — в конце концов, я воспитывала ее с детства... У меня был рецидив, и я не могла вернуться домой... Это было ужасно... я чувствовала себя такой беспомощной, не слышала, что мне говорят... Вас я также толком не могу расслышать...
— Я напишу вам обо всем. — Голос Карлайона смягчился.
— Я хочу знать о ее делах, — настаивала женщина.
Теперь голос Карлайона звучал раздраженно и сердито.
— Я не могу объяснять это снова и снова. Все уже объяснили и вам, и вашим семейным поверенным, и всем, кого это касается... Господи, вы ведь ничего не слышите!.. Одну секунду... — Последовала пауза, во время которой он, по-видимому, писал, а женщина читала.
— Все это я уже знаю, — заговорила она. — Но моя племянница была состоятельной девушкой.
— Я не нуждался в ее деньгах, — сухо отозвался Карлайон. Очевидно, он опять начал писать, так как снова наступило молчание.
— Знаю, — недовольно сказала женщина. — И адвокаты заверили меня... Но некоторые вещи — картины и другие ценности — принадлежат мне. Мы позволили ей временно пользоваться ими, пока были в Америке. Я писала ей об этом.
— Сейчас она нуждается в них больше, чем когда-либо, — сказал Карлайон, но женщина его не слышала.
— Эта картина — зимний пейзаж — моя...
— Если она согласится, что картина ваша, можете ее забрать...
— И дрезденский фарфор...
— То же самое.
— Ведь это очень ценные вещи, — сварливым тоном настаивала женщина.
— Знаю. Если она подтвердит, что они ваши, я верну их вам.
На освещенной солнцем тропинке мелькнула тень и появился мистер Чаки во всем великолепии своего коричневого костюма.
— Вам все отсюда слышно? — осведомился он без предисловий.
— Вы полагаете, что я подслушиваю? — ощетинилась
— Ш-ш! Я ничего не слышу, когда вы говорите.
— Тогда я буду трещать без умолку. Я больше не собираюсь позволить вам совать нос в чужие дела. Это нечестно.
— Заткнитесь. Я не слышу, что он говорит.
— Вы и не услышите — он большей частью пишет. Если Карлайон увидит вас, то поймет, что вы подслушиваете, и подумает, что я с вами заодно. Я не намерена помогать вам собирать материал для грязной газетенки, которую вы представляете...
— Ш-ш! — снова прошипел мистер Чаки.
— Я скажу мистеру Карлайону, что вы подслушиваете.
— Он пригласил сюда полицию как раз для этой цели, — усмехнулся Чаки, но убрал ухо от стены. В этот момент послышался голос Карлайона:
— Хорошо. Я представлю вам доказательство.
— Какое доказательство? — спросила женщина.
— Свадебную фотографию. Подождите — она в коробке на чердаке. Я пойду за ней. — Раздался звук закрываемой двери.
— Пошли скорее — она одна! — быстро сказал Чаки. — Мы поговорим с ней.
— Вы что, спятили? О чем?
— Об Амисте, конечно, — ответил мистер Чаки и подошел к подоконнику. — Прошу прощения, мадам...
Ответа не последовало.
— Она глухая! — с торжеством сообщила Катинка.
Чаки достал из кармана блокнот и огрызок карандаша.
— Тогда мы напишем ей.
Он опустил окно и перебросил ногу через подоконник. Женщина в комнате не шевельнулась — очевидно, она не видела и не слышала его.
На гравиевой дорожке послышались шаги, и Чаки быстро убрал ногу. Из-за угла появился Дей Трабл. Казалось, при виде мистера Чаки он испытал облегчение.
— О, вы здесь, инспектор?
— Все под контролем? — Чаки подмигнул ему.
Дей Трабл бросил многозначительный взгляд на Катинку и столь же многозначительно кивнул в сторону окна.
— Мистер Карлайон не хочет, чтобы леди беспокоили.
Черт бы побрал этого Чаки, подумала Тинка. Должно быть, Карлайон слышал шорохи у окна и понял, что кто-то подслушивает. Решив, что Тинку нельзя оставлять одну даже на пять минут, он прислал сторожевого пса присмотреть за ней.
— Просто стыд! — сердито сказала она Дею. — Я сидела на скамейке и даже не пыталась подслушивать, но этот назойливый болван...
— Стоять на страже у окна — одна из обязанностей полицейского, — заявил Чаки, снова подмигнув.
Карлайон вернулся в комнату с фотографией в руке. Дей Трабл, исполнив поручение, удалился. Чаки тут же приложил ухо к окну, но голоса звучали достаточно четко.
— Да, это моя малышка. — Женщина всплакнула. — Какая она здесь хорошенькая! А теперь...
— Вы убедились? — осведомился Карлайон. Тинка представила себе его презрительное выражение лица, когда он протянул руку и взял фотографию.