Кот и мышь

Брэнд Кристианна

— Не знаю, было ли правильно не позволять ей видеть себя, — заговорила Катинка после долгой паузы. — Она должна знать о своем состоянии — к чему терзать ее ложными надеждами? Мне очень жаль, если она пострадала из-за меня — я никогда себе этого не прощу. Но не думаете ли вы, что это к лучшему? Мне кажется, что да.

— Отлично, — усмехнулся Карлайон. — Уверен, что врачи, хирурги и психиатры, которые после долгих размышлений и дискуссий говорили нам, что Анджела не должна знать самое худшее, так как может не перенести шок, будут очень заинтересованы, узнав, что вы думаете иначе. Но пока что ваша теория не оправдывается. Она была на грани самоубийства, и нам пришлось снова дать ей большую дозу морфия. Очень

жаль, потому что мы пытались понемногу уменьшать дозу, но с другой стороны, когда Анджела придет в себя, желание получить морфий может быть таким сильным, что она забудет о мучениях, которым вы ее подвергли...

За свою беспечную и веселую жизнь Катинка никогда не испытывала по отношению к себе таких чувств, как ненависть, быть может, даже таких, как неприязнь. Теперь же Карлайон наносил ей жестокие удары своим гневом и презрением, а она вела себя как спаниель, несправедливо побитый хозяином и все же трущийся о его ноги. «Если это любовь, — думала она, — то как счастлива я была прежде!»

Вечером к ней в комнату пришла миссис Лав утешить ее.

— Не воспринимайте это так тяжело, милая. Вы не могли этому помешать. Рано или поздно она все равно бы себя увидела, и лично я думаю, что это лучше, чем если бы она надрывала свое бедное сердечко, постоянно плача из-за зеркала. Мистер Карлайон велел дать ей морфий — у нас есть запас на случай, если он понадобится; доктор сказал, чтобы мистер Карлайон и я сами решали, когда ей требуется доза. Все дело в психике. Беда в том, что когда наркоманов лишают дозы, они... ведут себя скверно. Но это не их вина — кто мы такие, чтобы судить их? Я смотрю на бедного мистера Карлайона и думаю: «Ну, если вы не можете быть терпеливы с ней, то я могу...» Пейте ваше молоко — на этот раз в нем нет ничего лишнего! — Сиделка добродушно засмеялась.

— Она выглядела очень несчастной, пока наркотик не подействовал?

Миссис Лав пригладила крашенные перекисью волосы.

— Ну... она была расстроена. Но такое случается каждый день. Я пробыла с ней уже пять месяцев — девять недель в лечебнице, а потом здесь. Между нами говоря, жизнь тут не сахар — не на что смотреть, кроме автобусов, которые едут через долину в Суонси. Я взяла несколько выходных и поехала в город, но здесь начались неприятности. Мистер Карлайон не может справляться с ней без меня.

— Она действительно нуждается в уходе?

— Не столько в уходе, сколько в присмотре. В зависимости от того, что делает доктор с ее лицом и принимает ли она наркотики. Но оставлять ее одну нельзя — это небезопасно.

— В каком смысле? — испуганно спросила Тинка.

— Она постоянно пытается покончить с собой — один раз добралась до морфия... За ней нужен глаз да глаз. Мистер Карлайон боится, что она бросится в Таррен...

— В Таррен?

— Что-то вроде каменоломни на склоне горы, где кончаются пещеры. На здешнем языке ее называют Таррен-Гоч — это означает Красная Пропасть. Конечно, она вовсе не красная, но там была какая-то битва бог знает сколько лет назад, и крови, должно быть, натекло порядочно...

Тинка вспомнила, как едва не свалилась туда.

— Она в самом деле пыталась бросится в пропасть?

— Нет пока, но мы этого опасаемся. Я крепко держу ее за руку, когда вывожу на прогулку?

— Значит, она ходит гулять?

— Милая моя, она ведь такой же человек, как мы с вами, только лицом не вышла. Ей нужны движения и воздух — не запирать же ее в комнате, потому что она выглядит не лучшим образом. Мы берем с собой плотную вуаль, и если бы встретили кого-нибудь, она бы быстро ее надела. Только на горе никого не бывает, кроме нескольких ребятишек или пары парней из Нита. Мы сразу прячемся за скалой, и вряд ли нас хоть раз видели. — Сиделка вздохнула. — Прогуливаться в сырости по склону горы с существом, которое и сказать-то толком ничего

не может! Право, не знаю, чего ради я это делаю. Я все время говорю мистеру Карлайону, что должна уехать, но он умоляет меня остаться. «Она привыкла к вам, миссис Лав. Когда вы отлучаетесь на минуту, сразу что-то идет не так...» Но мой дружок сыт по горло тем, что я торчу в этой глуши, когда он в Лондоне.

— У вас есть дружок? — отозвалась Катинка. — Вам повезло, в отличие от меня! — Лучше говорить об этом, чем об Анджеле и Карлайоне (если только ее дружок — не Карлайон).

— А почему бы и нет? — Миссис Лав самодовольно усмехнулась, болтая маленькими толстыми ногами. И это не мистер Лав — уверяю вас! Лав сбежал через неделю после свадьбы, и с тех пор я его ни разу не видела. «Можете передать ему, что любовь я вместе с ним не потеряла, — сказала я адвокату. — У меня есть друг, который стоит трех таких!» «Что, уже?» — удивился адвокат. «Я не трачу время зря», — ответила я. После того как мистер Лав сбежал, я ходила в кино, чтобы отвлечься, и однажды села рядом с моим будущим дружком — до тех пор я его в глаза не видела, честное слово! Он смотрел на меня, а я все глаза выплакала, хотя фильм был с Лорелом и Харди^{28}. Мой дружок сказал, что это его растрогало ~ он пригласил меня на чашку чаю, и так все это началось. Тогда я была моложе, но мы до сих пор вместе. Дома ему скучно — вот он и сердится, что я работаю здесь. Но деньги платят хорошие, и я не могу устоять, когда бедный мистер Карлайон меня просит.

— Да, для него это ужасно.

— Хуже некуда, дорогая моя, а самое скверное то, что все это случилось из-за его беспечности. Он был так влюблен в нее — они ведь были женаты всего несколько недель, когда это произошло.

(«Я не был влюблен в нее, и это самое ужасное...»)

— Конечно, — неуверенно отозвалась Тинка.

— Дей Трабл говорит, она была хорошенькой, как картинка... — Миссис Лав порылась в кармане юбки под фартуком. — Кстати, о картинках — вот мой дружок! — Она достала складной футляр из искусственной кожи и с гордостью продемонстрировала снимок.

Мисс Добрый-Совет видела множество фотографий чужих дружков. Она возвращала их по почте с заверениями, что на них изображены лица, свидетельствующие о силе, доброте и порядочности, а если они не слишком красивы, то это, возможно, к лучшему. Вступив в непосредственный контакт с ситуацией, Тинка пробормотала, что лицо необычайно интересное, и спросила, чем друг миссис Лав зарабатывает себе на жизнь. Миссис Лав ответила, что он коммивояжер, продающий фармацевтические товары.

— Не те, о которых вы подумали, дорогая, — со смехом добавила она. — Для нас это удобно: он может часто не ночевать дома. Он не хочет бросать жену из-за детей... — Миссис Лав спрятала фотографию.

— Конечно, бедняга Харри не писаный красавец, но это была любовь с первого взгляда, и мы с ним уже почти двенадцать лет...

Выходит, радуга погасла не для всех.

Следующим утром Тинка спустилась поздно. Карлайон уже почти закончил завтрак. Он вежливо поинтересовался, как ее лодыжка.

— Спасибо, лучше, — с той же холодной вежливостью ответила Катинка. — Сегодня я собираюсь попробовать спуститься по тропинке.

Карлайон остановился у стола со скомканной салфеткой в руке.

— Вы уходите?

— Да — если смогу.

— Понятно. — Он немного подумал. — Если бы вы остались... я попросил бы вас оказать нам... услугу.

— Услугу?

— Дело в том, что Анджела... моя жена просила вас навестить ее. Она никогда не видит никого, кроме нас троих и доктора, а теперь, когда вы знаете самое худшее, ей кажется, что это не вызовет у вас большого... отвращения.

Слезы жалости блеснули в глазах Тинки.

— Конечно я пойду к ней.

— Я позабочусь, чтобы свет был тусклым.