Кот, который проходил сквозь стены (сборник)
Шрифт:
– Покрываю лаком выставочные шкафы, – объяснил он. – Готовлюсь к завтрашнему дню.
– Я не хочу отрывать вас от работы, – сказал Квиллер, с удивлением рассматривая магазин.
Он увидел кинескопы от телевизоров пятнадцатилетней давности, старые платы ручной пайки, доисторические радиодетали и старомодные генераторы автомобилей тридцатых годов.
– Скажите, – произнес Квиллер. – Вы этим зарабатываете на жизнь?
– Никто не зарабатывает на жизнь только антиквариатом. Всем необходим еще какой-нибудь источник доходов.
– Или питайся
– По счастью, у меня есть кой-какая недвижимость, я сдаю ее и работаю вполсилы. В прошлом году у меня были проблемы с сердцем, я стараюсь не перенапрягаться.
– Вы молоды для проблем с сердцем.
Квиллер решил, что продавцу не больше сорока пяти.
– Лучше все-таки поберечься. Я думаю, у Кобба прихватило сердечко, когда он обчищал тот дом. И – конец. Для человека его возраста это слишком тяжелая работа.
– А чем вы занимались прежде?
– Малярным делом, оклейкой стен. – Прантц сказал это почти извиняющимся тоном. – Не очень-то интересное дело. Зато мой магазин мне здорово по душе.
– И кто подбросил вам идею насчет допотопной механики?
– Подождите, я положу кисть. – Через мгновение Прантц вернулся со старым конторским стулом с прямой спинкой: – Вот. Садитесь.
Квиллер сел и стал рассматривать развороченные внутренности допотопной пишущей машинки.
– Вам придется потрудиться, чтобы убедить меня, будто этот хлам кому-то нужен, – сказал он.
Холлис улыбнулся:
– Что ж, я постараюсь. Нынче люди собирают что угодно – хороших вещей мало. Из источенных червями столбов делают подставки для ламп. Вставляют в рамки плакаты двадцатилетней давности. Так почему бы не сохранить остатки ранней автомобильной и радиотехнической промышленности? – Прантц заговорил конфиденциальным тоном: – Я работаю над одной теорией, в основе которой лежит феномен нашего времени, – теорией ускорения устаревания. Тут суть вот в чем. Чем скорее предмет выходит из употребления, тем быстрее он возвращается как предмет коллекционирования. Раньше на этот процесс требовалось лет сто. Теперь – тридцать. Я намереваюсь ускорить его, довести до двадцати или даже пятнадцати… Только не записывайте, – поспешно добавил Холлис. – Это все еще на стадии обдумывания. Не продавайте идею раньше времени.
Квиллер вышел от Прантца и съежился от холода. Он разменял у антиквара пять долларов – банкнотами, сложенными поперек, – но что-то в Холлисе все-таки было фальшивым.
– Мистер Квиллер! Мистер Квиллер! – Кто-то догонял его.
Журналист обернулся, и тут же в его объятиях оказались коричневый вельвет, мех опоссума, тетрадки и развевающиеся светлые волосы.
Ив, младшая из трех сестричек, совсем запыхалась.
– Только что с автобуса, – выдохнула она. – А вы к нам?
– Нет, к миссис Макгаффи.
– Не ходите туда! «Миссис Макгаффи чертовски напыщенная!» – так говорит Клатра.
– Дела есть дела, Ив. А ты уже подготовилась к Рождеству?
– Еще как! Мне на праздник подарят мольберт! Настоящий мольберт!
– Хорошо, что я тебя
– Я с радостью помогу. Вам елку, по старинке, или что-нибудь более современное?
– Елка проживет у меня не больше трех минут… У меня коты, и они почти все время проводят в полете. Но я подумал, что мог бы купить у Ломбардо хвойные гирлянды…
– Отлично! Только забегу к сестрам, а потом сразу к вам.
Когда Ив пришла к Квиллеру, посреди комнаты уже лежали кедровые гирлянды за десять долларов; Коко и Юм-Юм обходили их с опаской.
При виде светловолосой гостьи кошка исчезла в неизвестном направлении, а кот остался, чтобы пристально и недоверчиво наблюдать за Ив.
Для начала Квиллер предложил девушке лимонад, и она села в плетеное кресло-качалку – прямые светлые волосы, словно капюшон, окутали ее лицо. Разговаривая, Ив то надувала детские губки, то поджимала их, то очаровательно улыбалась.
Квиллер спросил:
– Откуда у вас всех троих такие необычные имена?
– А вы не знаете? Это разные виды художественного стекла. Моя мать была без ума от модерна [10] . А я предпочла бы зваться Ким или Лесли. Когда мне исполнится восемнадцать, я сменю имя и перееду в Париж, чтобы изучать живопись. То есть когда я получу деньги, которые оставила мне мать, если сестры еще не все потратили, – нахмурившись, уточнила Ив. – Они по закону мои опекунши.
– Похоже, вам очень весело вместе.
10
Модерн – художественный и архитектурный стиль конца XIX – начала XX в.
Ив заколебалась:
– Не очень. Они довольно дурно со мной обращаются. Клатра вмешивается в мою личную жизнь, а Амберина пытается подавить мои способности. Она хочет, чтобы я изучала бухгалтерское дело, или медицину, или еще что-нибудь такое… занудное.
– А кто делает тебе этот великолепный подарок?
– Какой?
– Мольберт.
– А! Ну… вообще-то Том. Это муж Амберины. Он просто лапочка. Мне кажется, он тайно в меня влюблен. Только никому не говорите!
– Конечно, не скажу. Я польщен, – поклонился Квиллер, – что ты удостаиваешь меня своим доверием. А как ты относишься ко всем этим несчастным случаям в Хламтауне? Такие ли они «случайные», как кажутся?
– Клатра говорит, что Дракониха специально уронила ту штуку ей на ногу. Сестра хочет предъявить Мэри иск на пять тысяч долларов! Дикие деньги!
– Астрономическая цифра, – согласился журналист. – А две последние смерти?
– Бедный Си-Си! Он был занудой, но мне его жаль. Жена ни в грош его не ставила. Вы знаете, она убила своего первого мужа? Конечно, никто этого так и не доказал.
– А Энди? Ты знала Энди?
– Он был просто прелесть. Я с ума по нему сходила. Ужасная смерть, правда?