Коукс и Бакстер. Компиляция]
Шрифт:
Господи, как же она ненавидела религию.
Не в состоянии оторваться от экрана, Эмили смотрела, как пастор делился заключительными соображениями с жадно внимающей ему публикой, а заодно с бесчисленными верующими, желавшими обрести вечное спасение, уютно сидя дома на диване.
— Знаете, я смотрю на вас, честных и порядочных людей, и на собственное отражение в зеркале, и знаете, что я вижу?
Прихожане ждали, затаив дыхание.
— Грешников… Я вижу грешников. Ни один из нас на этой земле не совершенен. Но как творения Господа, мы тратим свою жизнь на то, чтобы стать лучше.
Аудитория
— Но потом, — продолжал пастор, — я смотрю дальше. Я смотрю на этот мир, в котором мы живем, и знаете, что я чувствую? Страх. Я вижу столько жестокости, столько ненависти, столько злобы. И даже церковь! Можем ли мы обращаться к ней за помощью, в то время как всего неделю назад, еще один священнослужитель — по сути своей слуга Божий — был уличен в домогательствах к семилетнему мальчику! Это скверное место! Я люблю Бога, но здесь его нет!
Будучи профессионалом, виртуозно игравшим свою роль, пастор отвел взгляд от завороженной аудитории и посмотрел прямо в камеру.
— Я обращаюсь ко всем, кто не верует в Господа… Я хочу у вас спросить:
А что, если есть Бог?
Что, если есть рай?
Что, если есть ад?
И что, если… так, в виде предположения… мы все уже в этом аду?
Бакстер нажала кнопку отбоя и тяжело вздохнула. Сквозь затемненное стекло она увидела, как Леннокс встала из-за стола, подошла к Кертис и обняла ее, желая ободрить и успокоить, хотя той явно было неловко. Она явно не собиралась отдавать подчиненную на съедение волкам. Эмили попыталась представить себя и Ваниту в такой же ситуации, но лишь тряхнула головой, отгоняя эту абсурдную мысль.
Перед этим у них с лондонской начальницей состоялся разговор продолжительностью в тридцать пять минут. Накануне, после событий на Центральной вокзале, у них не было времени связаться. Дежурно поинтересовавшись эмоциональным состоянием Бакстер, Ванита попросила в подробностях рассказать о случившемся, чтобы проверить рапорт, присланный американцами. Они немного поговорили о вероятности совершения столь же чудовищных убийств в Лондоне, оценив ее как довольно высокую, и о пугающем отсутствии прогресса в расследовании. Они согласились, что Бакстер должна оставаться в Нью-Йорке в качестве представителя столичной полиции, пока Ванита будет держать оборону дома.
Пока Леннокс и Кертис разговаривали, Эмили набрала Томасу коротенькую эсэмэску. Она напрочь забыла сообщить ему, что не приедет, и теперь осознала, что вряд ли сильно улучшила их отношения.
Из кабинета вышла Леннокс, следом за ней Кертис.
— Прошу всех, кто работает над убийствами, пройти в совещательную комнату.
Примерно треть присутствующих набилась в тесное помещение; некоторым даже пришлось стоять снаружи и прислушиваться. Происходящее чем-то напоминало картину у церкви пастора Джерри Пилснера. Бакстер протолкнулась вперед и присоединилась к Рушу, Кертис и Леннокс. Незадолго до этого Руш написал на огромной белой доске сведения о пятерых убийцах.
—
— Руш, — поправил ее тот.
— Как-как? Рош?
— Может, вашу фамилию надо произносить Рауч? — спросил мускулистый полицейский в переднем ряду.
— Нет, — ответил Руш.
Его поразило, что а) этот парень считает его настолько тупым, чтобы не знать собственное имя, и б) еще несколько человек попробовали разные версии произношения его многострадальной фамилии:
— Рууз?
— Роуз?
— Руши?
— Руш, — вновь вежливо поправил их агент Руш.
— У моего соседа такая же фамилия, как у вас, но он называет себя Раучем, — гнул свое парень в первом ряду.
— Может, потому, что он действительно Рауч? — резонно заметил агент.
— Его зовут Руш, — сказала собравшимся Кертис, — как в слове «куш».
— Ну все, прекратите! — воскликнула Леннокс, перекрывая гам. — Прошу вас, давайте ближе к делу. Тишина! Пожалуйста, агент… Руш.
Он встал.
— Итак… это наши убийцы, — начал он, показывая на доску, — представленные в лаконичном, читабельном формате, чтобы каждый из присутствующих мог проникнуться сутью вопроса. Кто скажет мне, какой из этого можно сделать вывод? — спросил он, будто обращаясь к школьникам на уроке.
Сосед мистера Рауча прочистил горло:
— Какие-то мудаки кокнули наших ребят, и им не поздоровилось. Так!
Здоровяк поддержал свое заявление одобрительным возгласом, потом сам себе поаплодировал. Некоторые к нему присоединились.
— Именно! — возбужденно воскликнул он.
— Ладно, — терпеливо кивнул Руш, — а что-нибудь чуть более конкретное? А?
— Убийства в Нью-Йорке и Лондоне зеркально отражают друг друга.
— Совершенно верно, — ответил Руш. — Это означает, что и в Лондоне в любой момент может быть совершено преступление с пометкой «приятного мало». И вот здесь вполне резонно встает вопрос: «Почему?» С какой стати объявлять войну именно этим двум городам, и только им?
— Фондовые биржи? — выкрикнул кто-то.
— Огромные деньги?
— Куча журналистов?
— Мы должны учитывать все эти факторы, — заметил Руш. — Поехали дальше. О чем еще говорит наш список?
— Modus operandi, — долетел из коридора чей-то голос, и какой-то полицейский протолкался вперед, — все убийства совершены разными способами, что подразумевает определенную самостоятельность. Вполне очевидно, что им указывали цель и, вероятно, временные рамки, но остальное отдавали на их усмотрение.
— Превосходно! — сказал Руш. — Что подводит меня к следующему пункту: мы должны сосредоточиться на личности каждого из них. Гленн Арнольдс не хотел никому причинять зла… в глубине души. Его просто использовали. Мы разделим вас на пять команд, каждая из которых возьмет в разработку одного исполнителя. Ваша задача сводится к тому, чтобы раскопать о них любые сведения, способные представлять интерес. Вот вам навскидку: Таунсенд — деньги, Медина — иммиграция, Баррелл — тюремные привилегии типа наркотиков, Фергюс — больная мать, Арнольдс — умерший брат и душевное расстройство.