Ковчег для Кареглазки
Шрифт:
— А где ты его подобрал? — встряла Дита.
— Где-где… в Межнике он шатался по улицам, — признался я. — А откуда он там взялся, откуда я знаю? Я не межанин или как там они себя называли.
— А когда это было? — Лена разволновалась.
— 14 апреля, — отрезал я, собираясь покинуть атриум — от нервов меня начало пучить, поэтому нужно было уединиться. Как говорила бабуля, пережившая немецкую оккупацию: «Никогда не терпи. Немцы были умными людьми — и не терпели».
— Когда-когда?! — не унималась ученая.
— Да что же ты
Установившаяся тишина будто ударила обухом по голове. Словно ветер прекратил шелестеть листьями. Собаки прекратили игриво рычать. Даже наши сердца прекратили пульсировать, а кровь застыла в жилах.
— День смерти Артура, — прошептала Лена, хотя даже это было для меня слишком громко. — Тогда его самолет сбили над Межником, а сам он погиб.
Склонившись, она протянула руку и позвала:
— Чапа, Чапа… Чапуля.
Два антенноподобных уха затрепетали и вскочили, а сам Цербер неуверенно оглянулся… и подбежал к ней, размахивая хвостом, как булавой.
— «Я, конечно, не сразу понял, что Чапа — это и есть наше спасение. Он — Ковчег для человечества», — процитировала сектантка дневник Мчатряна.
— Цербер — это Чарли, подопытный стагхаунд Биогена. И Цербер — это Ковчег, — сказала Кареглазка. — И все это время он был рядом.
****
Крез попятился к ржавым стеллажам у стены, пока нечистые прибывали в ангар. Они пока не нападали, но их ноздри уже раздувались в предвкушении поживы. Старые психические методики позволили приору остаться хладнокровным, хотя ожидание неминуемой смерти и страданий все же рушило зыбкое равновесие. Нужно что-то сделать… всегда есть вариант развития событий, который будет оптимальным.
Смартфон — мог ли он его использовать? Слабый свет, пробивающийся сквозь затемненные окна, не наносил упырям вреда, однако снижал резкость зрения. А если ослепить их фонариком? Если включить громко музыку? Сомнительные способы избежать гибели…
Внезапно словно гром прогремел. Уши заложило и, кажется, здание зашаталось. А затем пол обвалился, там, где был канализационный коллектор, заблокировав морфам обратный ход в катакомбы. Похоже, что неподалеку произошел взрыв. Последний нелюдь не успел покинуть колодец, его привалило, и он разрывал воздух жуткими воплями.
А вот и выход! Буревестник обнаружил лучик света из разбитого окошка чуть сверху, прямо над ним. Он поспешил вскарабкаться наверх по стеллажу, когда одна из тварей крепко схватила его за лодыжку и отшвырнула, словно человек был тряпичной игрушкой. Грохнувшись посредине ангара, приор оказался окружен. Он пытался ползти, когда его схватили с разных сторон. Его тело натянулось, как тетива… а затем боль стала невыносимой — и он кричал… и кричал, пока монстры раздирали его на куски.
****
Взрыв всколыхнул землю. Поднялась пыль, а железо
— Начинай! — крикнул он пилоту, махнув рукой в подтверждение. Тот показал большой палец.
Мануйлов вернулся к ангару, как только услышал взрыв — он искал глазами деда, но не находил. Он ведь должен был уже вернуться! Там, на таймере, было пять минут — установить заряд и вылезть. Где же он?
— А где Бородин? — подскочил он к Сидорову.
— В смысле? — удивился лейтенант. — А ты что здесь делаешь?
— Мы разминулись с Петром Тимофеевичем, он ставил заряд в одном туннеле, а я в другом, — сообщил Егор заранее придуманную отмазку. — Я нигде не могу его найти.
— И ты типа успел вылезть из канализации? До взрыва? — когда Сидоров недоумевал, его лицо принимало смешной вид — он становился похож на маленького рыжего мальчугана, которому только что сказали, что торт закончился.
— Я успел, да, — быстро ответил парень и замолчал, осознав, что пять минут — это было слишком мало, чтоб успеть заложить взрывчатку и покинуть опасную зону.
Сидоров все еще глядел на солдата, как на привидение, когда его окликнул полковник.
— Степа, какого черта?! У нас кульминация третьего акта. Где пулеметчики?
Лейтенант убежал, а Мануйлов выдохнул и присел на корточки, а затем растекся по земле, как расплавленный в микроволновке сыр — ноги не хотели его держать. Он все понял.
Неподалеку стоял Горин, который улыбался солнцу, небу и вертолету, зависшему над ангаром. Как в замедленной съемке парень увидел отделяющиеся ракеты — вспыхнув на хвостах, они устремились вниз, уничтожая бетон, металл и стекло. В здании возникла грандиозная пробоина, в которую хлынул солнечный свет.
Вопли разнеслись над Долиной, уже через минуту дополнившись грохотом стрельбы — на Ми-8 к делу приступил пулеметчик. Полковник смеялся и не мог остановиться. Мануйлов глядел на него с ненавистью — как он посмел распоряжаться человеческими жизнями? Как он мог отправить на смерть Тимофеича?! Рука потянулась за пистолетом, но рядом оказался Сидоров.
— Убери-убери… — указал лейтенант на оружие. — Без тебя разберутся. Там, в принципе, уже и стрелять нечего, всех угандошили.
Вертолет сделал еще один залп, подорвав стену, и солдаты устремились туда. В разрушенном сооружении, среди раскуроченных бетонных плит, арматуры и асфальта, валялись морфы. Они еще дымились, обгоревшие под солнечным светом и пронизанные пулями. Посреди тлеющих завалов лежала голова Креза — ободранная и без туловища.
****
Мы рассчитывали уже завтра полететь на Новую Землю, запасшись топливом, и делая кратковременные посадки по пути следования.