Ковчег для Кареглазки
Шрифт:
****
Поверхность Апейрона представляла собой застывшую вулканическую лаву, сровнявшую равнины и расплавившую храмы. Поля Этернум прекратили существование, хотя в нескольких местах оранжевое вулканическое стекло треснуло, пропустив несколько чахлых ростков Вечных Цветов. Кристальный Пик обгорел, как и многие другие горы, каменная лестница расплавилась, став стеклянным искажением на скальной породе. Цистерна Плеромы была завалена колоннами и оказалась почти пуста — лишь на дне оставалось немного чернильной субстанции. Подземный Хрустальный зал был скрыт под завалами.
Черная
Абракс проиграл, и лишился всего. Спящие были остановлены — когда-то, кем-то. В будущем.
Афродита сопоставила расположение звезд, и поняла, что видит другое время. На месяц, на полгода вперед по часам Апейрона. 4439 год по человеческому летоисчислению — астрономические вычисления ей было удобней ориентировать по земному времени. В ином случае она удивилась бы своему умению определять время по изменению галактических процессов, но в этих видениях возможно было все.
На вершине Кристального Пика кто-то появился. Старые знакомые. В сторонке от покореженного Армогена находился Абракс — постаревший и обессиленный. К нему по очереди подходили офиане, их осталось несколько десятков, и он на ощупь выкалывал им глаза, а затем кривым ритуальным ножом грубо вскрывал ткань под грудиной, формируя складки для Гносиса. Ослепшие дети уходили, падали и ранились, спускаясь в цистерну, пока не заполнили ее до краев. Тогда там оказался и Суровый Бог.
Складка его всевидящего ока затрепетала, открываясь, и изумрудный свет охватил толпу испуганных существ, активируя их окровавленное, свежее Тайнозрение. Да, Абракс так просто не сдастся…
И словно в ответ на ее мысли, Верховный жрец развернулся и указал в нее перстом. Зеленый луч прыснул прямо на Афродиту, заливая ее ненавистью, пока она не стала захлебываться. И тогда она вернулась из видения, выпрыгнула, словно ошарашенная кошка из переполненной ванны.
Так, значит, это правда? Именно она, Афродита, станет причиной гибели Абракса и Спящих? Именно она победит Демиурга? Она — бог Саморожденный?
****
Придя в себя, Горин обнаружил, что он жив — и находится в медпункте Куба. На тумбе лежала рация, и из нее доносились обрывочные сообщения, указывающие на продолжение боев. Слава Богу, все нормально… Он попытался встать, но тело не желало подчиняться, а из ниоткуда возник Свинкин — очевидно, он все время был рядом, слушая фронтовые новости.
— Илья Андреевич, лучше не вставать…
Горин увидел, что низ под ребрами наглухо перебинтован. В памяти возник момент, когда слепень вспорол живот, и его передернуло — так, что санитар заволновался.
— Босс, я уколол морфий, и Вы можете подумать, что находитесь в нормальном состоянии. Но Вы одной ногой в могиле — давайте не будем рисковать?
Полковник кивнул. Обычные врачебные страшилки. Ладно, он может поваляться минут пять, пока не разбуркается. А пока что, вывод — слепни не инфицируют людей. Хоть что-то хорошее…
— Ваня, как я оказался здесь?
— Ребята
— Брось счастливца в водку, и он вынырнет с селедкой! — рассмеялся Горин, чувствуя, как внутри что-то забулькало. — Значит, перебили этих чудовищ из коконов?
Свинкин замялся, закусив губу.
— Из ангара выбралось всего два человека. А эти слепые твари сейчас бегают по Илиону.
— ЧТО?! — Горин выпучил глаза, неуклюже гребя руками, чтоб подняться. — Дай встать — без меня тут все в одночасье развалится.
— Куда? Умереть что ли?! — ужаснулся санитар. — Нельзя Вам — нельзя! НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО!
В ответ на безумный недоумевающий взгляд командира Иван кнопкой поднял кровать — и перед полковником оказался низ постели. Вместо ног остались обмотанные культи, а тазовая область была так плотно стянута бинтами, что там ничего не было понятно.
— Еще у Вас поврежден позвоночник, поэтому двигательные функции ограничены, — признался Свинкин. — А вообще — все плохо. Вы же не любите вранье…
Горин сначала впал в ступор, глядя на свое уничтоженное тело стеклянными глазами.
— Я, наверное, уже покойник? Сколько мне осталось?
— Честно, Босс, не знаю, — Иван отвел взгляд. — Думаю, что мало.
Полковник обреченно вздохнул и попросил пить. А Свинкин тем временем рассказал, как встретил выродка Менаева с эпилептичкой Афродитой. Горин удивился, но приступ бешенства в этот раз миновал его, он даже не поперхнулся сказанному «под руку». Надо полагать, все пленники снова разбежались, а жена предсказуемо оказалась в Логосе, одурманенная своей идеей фикс — искала спасение от фуремии. Выродок… черт с ним, пока что не хотелось с ним разбираться, не это было главным. Афродита? Малахольная экстремистка пугала его. Что она забыла на ферме?
А вообще — волнует ли его вся эта вакханалия? Теперь, когда жить осталось — с гулькин нос? Внезапно рация в палате ожила, и оттуда донесся голос Ливанова.
— Альфа, прием! Альфа! Куда Вы пропали? Это Мотылек! — голосил начмед, явно в ужасе.
— Мотылек, слушаю, — ответил полковник и в динамике послышался радостный всхлип.
— Наконец-то! Илья Андреевич, вытащите меня! Я в медчасти, а в нее ломятся какие-то черные твари, я не пойму… Спасите!
Горин встретился глазами со Свинкиным — тот беспомощно пожал плечами, его руки дрожали. Теперь стало понятно, насколько все плохо, и как все испуганы. Интересно, что слепни забыли в Логосе?
— Игорь Анатольевич, успокойтесь. Мы наводим порядок. Часть морфов прорвалась, но мы скоро их ликвидируем, — хладнокровно закончил разговор Горин, решив передать свое показное спокойствие всем, кто его слышал.
Самая кошмарная битва в его жизни. Удастся ли защитить Новый Илион? Только сейчас пришло понимание, что его самоуверенность сыграла плохую службу — для всех обитателей Крепости, возложивших на него свои надежды. Афродита сказала, что сегодня никто не устоит перед нечистыми, и она была права. Единственным человеком, который мог все это прекратить, была его жена. И сейчас она была в Логосе.