Красавица и пират
Шрифт:
— К черту Барбикана! — расплылся негодяй в злобной усмешке. — Это проклятый ревнивый пес, раз он так долго держал тебя для себя. Не надо его бояться, милашка. В Братстве все равны.
— Разве? — неожиданно раздался низкий голос, и капитан Барбикан собственной персоной протиснулся сквозь толпу. Как и остальные, он был босой и голый до пояса, а на его загорелых широких плечах виднелись шрамы от бича.
— Разве? — повторил он и нанес обидчику такой удар, что тот упал. Криспин поднял с земли веревку. — Ты, жалкий пес! Я тебе покажу, кто здесь капитан.
Используя веревку как кнут, он безжалостно принялся
Но «удача Барбикана» не подвела. Люди «Санто Розарио» были отважны, но у них не было лидера, и, хотя они и бросали косые взгляды друг на друга и тихо роптали, никто не отважился на открытое неповиновение.
— Возвращайтесь к работе, — бросил Криспин и, презрительно повернувшись к ним спиной, подошел к Франсис и Хэлу.
Виконт все еще отряхивал песок с одежды, но, несмотря на это, его взгляд надменно окинул полуодетую фигуру пирата.
— Боже, капитан Барбикан! — воскликнул он. — Ваши люди крайне неуважительны! Неужели вы ничего не можете сделать — вы ведь их командир!
— Они пираты, милорд, — коротко отозвался Криспин. — И как таковые не подчиняются командам, кроме как в бою. Этот факт вы должны хорошо запомнить.
— Кажется, однако, что вы установили свое положение грубой силой. Насилие, несомненно, единственный язык, который понимают злодеи, плавающие под черным флагом.
— Это язык, милорд, которому я выучился в суровой школе, — мрачно сказал он и, отвернувшись от него, встретился взглядом с Франсис.
Она смотрела на него с выражением, которое он никак не мог понять, но которое счел отражавшим все то презрение и отвращение, о которых так красноречиво говорил голос маркиза.
— Да, милорд, — снова повторил он. — На испанских галерах, где удачливые умирают, а выжившие опускаются ниже зверей. Я убежал с галер, но до самой смерти буду носить их клеймо на теле и в душе. А теперь проводите ее светлость в лагерь, пока ее деликатность снова не подвергнется оскорблениям. Черное братство — не подходящая компания для нее.
Но Франсис не стала ждать сопровождения. Она повернулась и быстро зашагала к своему лагерю, спотыкаясь в вязком песке. Криспин приблизился к виконту:
— Глупец, как вы посмели привести ее сюда? Почему, как вы думаете, я держал ее все равно что пленницу все эти недели? Мне трудно поддерживать свое господство над этим сбродом и без того, чтобы вы напоминали им о том, какая награда их ожидает вон в той хижине, если им только вздумается ее взять! Да, взять ее, милорд. Нас всего лишь трое — разве сможем мы устоять против полусотни? А теперь идите, и, если с ней что-нибудь случится в результате этого сумасбродства, клянусь Богом, вы заплатите за это!
Мгновение Хэл свирепо смотрел пирату в лицо, но что-то в его чертах устрашило его, и гневное возражение так и не сорвалось с его губ. Он повернулся и побрел за ее светлостью, нагнав на полпути к лагерю. Оба молчали. Вся старая ненависть виконта к капитану вспыхнула вновь, и не успели они подойти
— Итак! — презрительно воскликнул он. — Вот мы и увидели отважного и галантного капитана в его истинном свете. Под его аристократичными повадками таится раб, точно так же, как его шрамы скрыты шелками.
— Хэл! — воскликнула она. — Я не позволю вам так говорить! Почему вы презираете его только потому, что он был рабом? Скорее вам бы следовало испытывать сострадание и восхищение человеком, который смог столько вынести. — Ее голос дрогнул, и она провела рукой по глазам. — Боже милостивый, как он, должно быть, страдал!
— Это естественно, я полагаю, — признал он, — что такое нежное создание, как вы, испытываете сострадание к мукам другого существа, но не забывайте, какова была его жизнь, с тех пор как он освободился от рабства. Он пират, погруженный во все то зло, что подразумевает это слово. Неужели вы полагаете, что ваш дедушка вверил бы вас ему, если бы знал, что он за человек?
— А он знал, — возразила она. — Криспин сказал ему это сам, и все же дедушка решил довериться ему. Как вы смеете утверждать, что он не оправдал этого доверия?
— Я вряд ли могу судить об этом, мадам, — ухмыльнулся он. — Если когда-то он и повел себя с вами свободно, исходя из вашего теперешнего отношения к нему, сомнительно, чтобы вы пожаловались мне на это.
Она было открыла рот, чтобы немедленно опровергнуть подобное незаслуженное обвинение, но вдруг вспомнила о происшествии в каюте «Вампира». Щеки ее густо покраснели — не столь от живости воспоминания, сколь от осознания того, что в словах его светлости была доля истины. Хэл понял этот предательский румянец правильно, и ревность лишь распалила его гнев.
— Неужели мы наконец-то добрались до истины, миледи? — спросил он и схватился за эфес рапиры. — Боже, если он посмел...
— О, довольно! — вскричала она с гневным презрением. — Я еще не давала вам права разговаривать со мной подобным тоном — и никогда не позволю!
— Есть права, Франсис, которые не вам давать. Вы забываете, что я ваш родственник, ваш протектор.
— Мой протектор! — Она коротко рассмеялась, и отразившееся у нее на лице презрение заставило его передернуться. — Если бы все было оставлено вам, эти три месяца я уже была бы женой Гидеона Крейла. Нет, есть только один человек на всем белом свете, к которому я могу обратиться за протекцией, и это Криспин Барбикан. А потому не старайтесь унизить его в моих глазах, Хэл. Однажды я уже послушалась вас, когда должна была поверить зову своего собственного сердца.
Невероятное подозрение закралось в душу его светлости.
— Возможно ли... возможно ли, что, несмотря на все, вы испытываете привязанность к этому... этому пирату?
Франсис на миг заколебалась, а потом, опустившись в кресло, откровенно встретила его взгляд.
— Да, — просто сказала она. — Я люблю его.
На миг виконт лишился дара речи. Он понимал, что Криспин намеренно избегал ее светлости, и поздравил себя со своей осмотрительностью: как хорошо, что он сказал пирату, что Франсис с ним обручена. Капитан Барбикан столь мало времени проводил в лагере, а когда он был там, сохранял столь неприступное молчание, что в итоге виконт посчитал, что бояться ему нечего.