Красавица и Ректор: расколдовать любой ценой
Шрифт:
Во имя всех святых, нельзя забывать, что я имею дело с ректором академии! Просто… сейчас он почти не язвил и в необычных декорациях, казался… просто человеком. Хотя и чудовищем. Ну что за дурь лезет в голову!
— Простите, сэр.
— Формально вы правы. Но, возможно, вы прямо сейчас попробуете отдать мне то, что считаете самым дорогим? Вдруг вы уже влюблены?
— Ни на унцию, — твердо ответила я.
Ректор Стортон сверлил меня взглядом.
— Верится с трудом.
Я открыла рот от возмущения. Да что он о себе возомнил!
Унни, глупая ракушка! Какие еще основания? Он самовлюбленный, пустой… злобный! Опасный.
— Что ж, попробуем немного… добавить вам мотивации. Скажем, если вы не снимете с меня проклятье в течение месяца, то… я позабочусь о том, чтобы из академии вы вылетели.
— Что? Но это нечестно!
— Почему же? Нападение на преподавателя академии является основанием для отчисления.
Я хватала ртом воздух, как вытащенная на берег рыба. Он ведь не всерьез?
— Мне нужно больше времени!
— Месяц, — отрезал ректор. — И ни днем больше.
— Но почему?
— Через месяц состоится бал весны в королевском дворце. Мне, знаете ли, хотелось бы на нем присутствовать.
Сжав зубы, я кивнула. От злости перед глазами все расплывалось. Как же мне теперь хотелось доказать, что ректор Стортон убийца, и упрятать его за решетку!
И куда, как назло, запропастился призрак?!
— В таком случае, — отчеканила я, — я хотела бы иметь доступ в вашу библиотеку.
— Зачем?
— Затем, что это пока единственное, что кажется мне в вас привлекательным.
Глава 23
От собственной дерзости захотелось прикусить язык. При других обстоятельствах я бы ни за что не сказала такого ректору! Но… я была у него дома и тема нашего разговора была весьма фривольной. К тому же, он угрожал меня отчислить! Этого я никак не могла допустить.
Ректор Стортон поморщился, барабаня когтями по столу.
— Опять вы врете, Уннер.
— Вы так уверены, что не можете не нравится?
— Практика показывает обратное.
— Что ж, сэр, я тоже не привыкла к тому, что мужчины относятся ко мне равнодушно. Так что, пожалуй, это вы врете.
Сказав это, я почувствовала, как начинают гореть щеки и колотиться сердце. Только бы ректор Стортон ничего не понял, только бы не понял…
— О ваших похождениях, Танг, я весьма наслышан. Так что прошу, избавьте меня от подробностей.
Да и пожалуйста. К тому же — какие там подробности? Во имя всех святых, по сравнению с ректором Стортоном даже Томас Морвель начинал казаться приятной компанией.
Может, зря я не взяла ключи от особняка?..
— А если я в самом деле в вас влюблюсь — каковы будут последствия?
Ректор фыркнул.
— Брак, Танг, я не предложу вам ни при каком раскладе. А что касается всего остального… любовь — это такая глупость. Она быстро проходит.
В том, что она проходит быстро, я готова была
Она, в конечном итоге, убила моего отца. Если то, что он чувствовал, можно назвать любовью, конечно.
Попав в академию, я попыталась как можно больше узнать о… о тех существах, к породе которых я принадлежу. Информации о них (о нас?) в библиотеке почти не было. Доподлинно известно было только то, что мы опасны и от нас нужно держаться подальше, особенно — мужчинам. И что наша любовь губительна. Об этом я знала и так.
Книги, в которых о нас написано, я поставила на самые дальние полки, чтобы никому они не попались случайно. И чтобы никто не додумался соединить то, что в них написано, и то, что деревенщина Танг вдруг стала предметом внимания многих титулованных мужчин.
— И все же от этой глупости зависит ваша дальнейшая жизнь, — заметила я спокойным голосом.
— Вы правы, — сказал ректор Стортон, поднимаясь. — Пойдемте, Уннер.
— Куда?
— В библиотеку.
Сначала я ушам своим не поверила, а потом вскочила так резко, что едва не уронила бокал с вином. Библиотека! Мой план сработал!
Дело осталось за малым: снять с ректора проклятье, обвинить его в убийстве и упрятать в тюрьму, а затем — окончить академию и вернуться в родную деревню, учить малышей магии и жить спокойно.
Библиотека располагалась довольно далеко от столовой, если бы мне пришлось искать обратную дорогу в одиночку — я бы точно потерялась. Шли мы около пяти минут, один раз поднялись по лестнице, несколько раз повернули и наконец остановились рядом с деревянной двустворчатой дверью.
Положив ладонь на ручку, ректор обернулся ко мне.
— Вы можете брать любые книги, которые вам понравятся, но аккуратнее с теми, что стоят в шкафу у самой дальней стены. Это не столько книги, сколько проклятые артефакты, я бы не советовал до них дотрагиваться. Могут возникнуть… последствия.
— Вы прокляли книги? — в ужасе спросила я.
Да как у него рука поднялась? К книгам отношение у меня было особое, трепетное. У нас в деревне их было всего три, все они были написаны на древнем языке. Одна была описанием жизни святых, во второй содержались легенды о феях, а третья была справочником для кораблестроителей — ее я прочитала последней. Разумеется, древнего языка я (как и все остальные в деревне, кроме писаря), не знала, но меня завораживали рисунки на обложках, расплывшиеся чернила на страницах, непонятные символы (тогда я еще не знала слова «буквы»). Сама не знаю, как писарь согласился меня учить, подозреваю, тут не обошлось без влияния мачехи и старосты. А может, ему было просто скучно или он ждал, что мне быстро надоест. Сначала писарь научил меня читать и писать на нашем языке, том, на котором говорили в деревне и на котором велись бухгалтерские записи, а потом — на древнем.