Красная Борода
Шрифт:
В третий раз я столкнулся со стариком в небольшом ресторанчике «Нэтогава», где подавали европейские блюда. Помимо общего зала в ресторане имелся отдельный кабинет. Вечерами там собирались любившие повеселиться матросы с рейсовых пароходов и рыбаки, чтобы отпраздновать хороший улов. Однажды около полудня, когда я, сидя в общем зале на угрожающе скрипевшем от каждого движения стуле, ел рис со свиными котлетами и не спеша потягивал пиво, вошел старик и без спросу уселся за стол прямо напротив меня.
Если я обедал вне дома, я всегда за едой что-нибудь читал. Эта привычка сохранилась
— Что будете есть, дедушка Ёси? — спросила появившаяся со стороны кабинета официантка.
— Мм, — промычал дед. — Старухи сегодня нет дома, вот я и зашел сюда перекусить, но никак не придумаю, что бы такое заказать.
— Ничего особенного у нас нет, так что и раздумывать нечего, — сказала девушка.
Тогда старик, глядя на меня— а он не отрывал от меня взгляда с той самой минуты, как уселся напротив, — заорал:
— Подай стакан пива!
— Стакан пива? — удивленно переспросила официантка. — Таких заказов мне в жизни не приходилось принимать. Вы не спутали с водкой, дедушка?
— Съезди в Токио — убедишься, там пиво стаканами продают.
— Так то в пивных барах.
— Твоя забегаловка тоже на европейский лад устроена, раз здесь свиные котлеты да рис с карри [75] подают.
75
Карри — смесь пряных специй, употребляемая в качестве приправы.
— Дедушка, в розлив идет только бочковое пиво, а здесь бутылочное. Я тебе из бутылки стакан налью, а остальное выдохнется. Его же никто потом пить не станет.
— А черт с ним! — заорал старик. — Ничего-то ты в коммерции не смыслишь. Бывает, потеряешь на грош — выгадаешь на тыщу.
Я смекнул, что оказался в ловушке и выпутаться из нее можно только одним путем. Я пододвинул к старику недопитую на треть бутылку.
Не успел я и рта раскрыть, как старик завопил:
— Стакан!
Потом, глядя на меня, спросил:
— Табачку не найдется? Я ответил.
— Ничего, обойдусь. Не так уж и хочется, — сказал старик.
Кое-какие подробности об этом занятном старике я узнал от Те, сына хозяина лодочной станции «Сэмбон». Те, так же как и дочь корзинщицы О-Тама, снабжал меня исчерпывающей информацией о различных происшествиях в Уракасу. Оба они учились в третьем классе местной начальной школы. Я узнал, что старика зовут Ёси, что работает он сторожем на складах «Дайте» и живет вдвоем со старухой позади Трех сосен. Фирма «Дайте» владела самой крупной в здешнем городке устричной консервной фабрикой, а также судном «Дайтё-мару», на котором скупались устрицы у рыбаков прямо в море.
— Старик любит прикидываться глухим, — сообщил мне Те. В этом я уже имел возможность убедиться и сам.
Когда мы с дедом Ёси встречались на улице, тот не здоровался, не отвечал на приветствие и глядел на меня так, словно я был неодушевленным предметом — булыжником на дороге или колом в заборе.
Повязанное
Такое выражение лица было свойственно не только деду Ёси, но и некоторым другим местным жителям, которые любили поживиться за счет экскурсантов и туристов, приезжавших сюда ловить рыбу, собирать раковины во время отлива и просто купаться. Они всегда были готовы прикинуться этакими простаками, в любую минуту сменить холодный, пронзительный взгляд и лукавую ухмылку на приветливую, дружелюбную улыбку.
Не то в конце апреля, не то в начале мая во время прогулки близ Трех сосен я все же попался в лапы к деду Ёси.
Хотя это место и называлось Три сосны, там росла всего одна древняя сосна. Местные жители говорили, что в давние времена их было три, но, насколько мне известно, никто из них своими глазами трех сосен там не видел. Около одинокой сосны, простершей свои корявые ветки над каналом, лежала перевернутая плоскодонка. По-видимому, ее уже давно не спускали на воду. Проходя мимо, я всегда видел ее в одном и том же положении. Плоскодонки такого типа рассчитаны на одного человека, ими пользуются для добывания устриц и нори. Это маленькое, легкое суденышко, напоминающее по форме узкий лист бамбука, имеет в центре мачту, на которую ставят небольшой треугольный парус. Но та плоскодонка, что лежала на берегу у сосны, была широка и неуклюжа, да еще окрашена снаружи в грязно-голубой цвет.
— Знаю, о какой лодке вы говорите, — ответил однажды на мой вопрос Те, и на лице у него обозначились презрительные морщинки. — Это та самая пузатая голубая плоскодонка. Глаза бы мои на нее не глядели.
Лодка действительно казалась страшно неуклюжей, доски на днище у нее рассохлись, и в одном месте из щели торчали пучки пожелтевшей прошлогодней травы. Трудно представить себе более жалкое, грустное зрелище, чем вытащенная на берег старая лодка. Она напоминает дряхлую, никому уже не нужную, забытую хозяином лошадь, стоящую, понурив голову, позади конюшни.
В тот день я остановился у старой сосны, курил и, глядя на плоскодонку, думал о том, что людей тоже подстерегает такая же участь.
Внезапно ко мне подошел старик Еси. По-видимому, он уже давно был здесь и внимательно наблюдал за мной. Решив, что я просто без ума от его плоскодонки, он изобразил на лице приятную улыбку и радостно заорал:
— Купите эту лодку!
Не получив ответа, он стал меня убеждать:
— Сэнсэй изучает здешние места и уже немало побродил по суше. Не пора ли по реке Нэтогава поплавать, протоки на болоте поглядеть, в море выйти? Тут без плоскодонки не обойтись. Поглядите на нее! — вскричал дед, быстрым движением перевернув лодку. — Она, конечно, не новая, ее построили семь лет тому назад, но, если за ней как следует ухаживать, она лет пятнадцать, а то и двадцать еще послужит.