Красная мантия
Шрифт:
Annotation
Обычный рабочий, не инженер попадает в мир молота войны.
Попытка проработать жизнь и становление героя возле одной из миров кузен. Основной упор сделан на реализм и прагматичность.
Примечания автора:
Пишу в первые, пишу для себя. Вычитки нет, может будет позже.
Сергей Ленивый
Глава 1 (Р)
Глава 2 Осознание (Р)
Глава 3 Принятие (Р)
Глава 4 Внедрение (Р)
Глава 5 Литьевой цех (Р)
Глава 6 В преддверии первых шагов (Р)
Глава 7 Делая шаг в пустоту (Р)
Глава 8 Базовое знание. (Р)
Глава 9 Прививая навык (Р)
Глава 10 Во славу Омниси! (Р)
Глава 11 Змей (Р)
Глава 12
Глава 13 Взлом (Р)
Глава 14 Неожиданность (Р)
Глава 15 Раб (Р)
Интерлюдия (Р)
Исторические зарисовки (к прочтению не обязательна) (Р)
Глава 16 Джекпот (Р)
Глава 17 Неожиданная встреча
Глава 18 Псайкер
Глава 19 Возвращение.
Глава 20 Новые открытия
Глава 21 Дар
Глава 22 Новый дом
Глава 23. Нижние ярусы.
Глава 24 Нижние ярусы. часть 2
Глава 25 Бунт
Глава 26 Малая авиация
Интерлюдия. Второй после бога
Глава 27 Торговые дела
Глава 28 Эскадрилия часть 1
Сергей Ленивый
Красная мантия
Глава 1 (Р)
В котором мы знакомимся с героем.
Яркое солнце светило сквозь окно палаты, преломляясь через двойной стеклопакет. Лучи падали на вазу и прямо в ней фокусировались на лице лежащего человека. Его свет не нёс радости, лишь причинял боль. Сергей Алтуфьев размышлял о двух вещах: обратит ли медсестра внимание при обходе на начинающийся ожог и насколько тяжёлым может быть ожог от солнца?
Он уже бездну времени был в сознании. И всё, что ему было подвластно, это открыть веки. Нет, он не мог даже моргнуть, лишь открыть их, если они были заботливо закрыты медперсоналом. Спустя какое-то время глаза начинали болеть и слезиться из-за недостаточной увлажнённости, но он уже ничего не мог поделать, лишь терпеть и терпеть. Ему даже заклеивали пластырем веки, но летнее солнце и пот делали своё дело, позволяя векам снова открыться.
Он успел перебрать всю жизнь по винтику. Родился, учился… Потом его устроили на завод, где работал его дед. И вроде всё было хорошо, пока он не познакомился с Катериной. Совместная жизнь высасывала все средства, и даже сверхурочные не могли решить эту проблему. А потом пошли скандалы, выкидыш у его неотрадной и, как следствие, расставание. Но самым сильным ударом для него стало известие, что выкидыша не было, а был аборт, поскольку совместный ребёнок с «нищим» парнем не входил в её планы. Именно этот удар дал толчок для того, чтобы начать жить заново. Сергей с головой ухнул в работу. Вместо сверхурочных начал работать в гараже деда. Восстанавливал убитые станки, что-то из них продавал, что-то оставлял. И как-то так за пару лет у него образовалась своя мастерская. Ремонт станков был весьма трудозатратным, и постепенно Сергей сместился в область ремонта и изготовления запорной арматуры. Жизнь начала налаживаться. Наём персонала, объёмные и постоянные заказы — ему нравилось жить этим, крутиться, контролировать и работать самому. Пока в один день чудовищная боль не разорвала его голову, зрение постепенно не свернулось в тоннель, и он отключился.
Система принудительной вентиляции монотонно выполняла свою работу, как метроном, отбивая ритм. Иногда под него можно было впасть в транс. И только этот транс заставлял его переносить страдания. Он погружал Сергея в безумный и ужасный мир, мир, от которого при прочих обстоятельствах он бежал бы как ужаленный. Но текущее состояние овоща наложило свой отпечаток на восприятие. Сергей жаждал того, стремился туда, где мог быть хотя бы наблюдателем.
Его взгляд со стороны был прикован к ребёнку лет шести, в семье которого происходила драма. Чудовищные по современным меркам условия жизни порождали жестокость. Жестокость отца к себе и своей семье. Уже какой день в его виденьях не было матери ребёнка, отец приходил
Тётя Зина была санитаркой с огромным опытом, она пережила не один десяток главврачей и заведующих отделениями. Выглядела она как грузная старуха, любящая препираться и склочничать. Вся её жизнь прошла в этой больнице и в ней же и закончится. Денег решительно не хватало, ведь приходилось помогать внучке. Жизнь в столице ой как дорога. Тётя Зина только закончила обход, и как раз пришло время выпить чаю с ватрушками. Благо чайник отремонтировал её внучок, её надёжа, ведь новый стоит дорого, ой, дорого. Но стоило ей включить чайник, как раздался хлопок и во всём здании погас свет.
Аппаратура поддержания жизни отключилась вместе со светом, Сергей даже и не понял, что происходит, пока приступы удушья не начали содрогать его тело. Страх и инстинкты позволили ему резко надрывисто вздохнуть, в последний раз набрать воздуха. Но в его теле было что-то окончательно сломано, и мышцы груди никак не хотели сокращаться. Вот так, на задержке, как пловец, он окунулся во тьму…
Глава 2 Осознание (Р)
В ней мы знакомимся с новым местом действия и сложившейся ситуацией.
Приходил я в сознание тяжело. Голова гудела. Открыв глаза, я уставился в потолок пустым взглядом, и первое, что отметил, — это возможность моргать, а дальше первый сладостный вздох! Меня охватила радость: я сам, сам дышу! А ещё пальцы на ногах шевелятся.
«Значит, иду на поправку! Значит, ещё не всё кончено», — проносились мысли в моей голове.
Зрение начало фокусироваться, и я смог осмотреть помещение вокруг. Это была самая обычная бетонная коробка из серого, но качественного бетона. Бетон выглядел гладким и глянцевым, с небольшими вкраплениями металлических закладных и балок. Комната оказалась небольшой, три на шесть метров. В левом углу напротив моей кровати была массивная металлическая дверь. При взгляде на неё в голову приходили слова «кондовость» и «надёжность». В правом же углу было нечто вроде санузла, совмещённого с душевой, прикрытой занавеской, из материала, похожего на брезент. Между санузлом и кроватью был стол, приставленный к стене, напротив — тяжёлый сундук, слева от кровати стояло потрёпанное кресло. От всего окружения ощущалась потрёпанность и прямо исходил запах бедности или, быть может, это был запах предыдущих владельцев. Продолжить рассматривать детали мне помешал звук открывающейся двери.
В проёме появилось массивное тело, одетое в местами подпалённую спецовку, брюки и сапоги на толстой подошве. На вид это был русый, стриженный ёжиком мужчина лет сорока пяти. У него был нос картошкой, широкие скулы обрамляли весьма добродушное лицо, которое не портили старые мелкие точки ожогов. Глаза серые, крупные, глубоко посаженные. В них чувствовалась тяжесть прожитых им лет, но где-то глубоко ещё была страсть к жизни.
Одной рукой незнакомец сжимал толстенные защитные краги с подпалинами и вкраплениями металла, а в другой держал пакет из вощёной бумаги. Протиснувшись вперёд, он пропустил второго персонажа. Высокий, худой, немного крючковатый нос и острый взгляд голубых глаз, который бывает у людей под веществами или одержимых какой-то идей, завершали образ чопорности и лёгкой надменности. Одет он был в когда-то белый, но сейчас уже скорее серый плащ-халат. Завершал же образ врача кожаный кофр, сжимаемый в левой металлической руке. От одного взгляда на неё в голове появился термин «аугментация». Сердце заколотилось сильнее, и меня ударила дрожь от того, что несёт с собой этот термин.