Красная мантия

Ленивый Сергей

Мы находились то ли в пещере, то ли в гроте, в верхушке которого было семь отверстий, дающих природное освещение от светила. Улицы были представлены в виде железобетонных квадратов высотой метров в шесть, состоящих из трёх этажей. На крышах находились непонятные системы вентиляции или радиаторов. На каждом этаже был парапет с ограждением и как минимум один пандус. В общем, это были здоровенные бараки, разбитые на небольшие клетушки с чем-то вроде магнитных замков.

Вокруг царила жизнь. Люди разговаривали, ругались, торговались. Как оголтелая, носилась мелюзга разного возраста. В бараке напротив сидел старик и точил нож. Покончив с этим делом, он приступил к ремонту потрёпанного комбинезона. Набор инструментов

был минимален: нож, шило, толстая игла, доска-подкладка и банка с клеем. Работа у него спорилась, и вот комбинезон уже обзавёлся парой новых заплат и вставок, заботливо проклеенных и прошитых.

Наблюдение за дедом заставило задуматься о месте, которое я смогу занять не то что в этом мире, а хотя бы в этом небольшом социуме. Да, мои знания об этом мире пугали, и о части них не стоило даже и думать, ибо они могут подумать о тебе. Но они также манили своей загадочностью и непознанностью.

Глобально передо мной было три пути. Первый — это жить тут и никуда не стремиться. Устроиться на фабрику или стать ремесленником, завести детей и надеяться, что угрозы минуют меня, дав прожить возможные сорок, а то и шестьдесят лет. Второй путь — это дождаться набора в гвардию, а в том, что возможность появится, я был уверен. Но туда точно берут не всех, моя сила и здоровье оставляли желать лучшего. Из плюсов — это достаточная сытная кормёжка, много тренировок, слава и карьера, если не сдохнешь. Хотя таким низам, как я, ни слава, ни карьера не светят. Третий путь — это путь Бога-Машины, так называемого Омниссии. Именно его члены были технологической элитой этого мира. Путь в их ряды был вообще непонятен, как и структура, и способы продвижения. Но он манил своей закрытостью, тайной и силой, которую был способен принести. А ещё он был наиболее близок по прошлой жизни, если, конечно, откинуть весь этот образ мистицизма и оставить лишь инженерную школу, переживающую десятки тысяч лет упадка. Но каковой должна быть школа, если она смогла пережить десятки тысяч лет упадка и деградации? И если существуют те, о ком нельзя упоминать, губительные силы, тогда почему я отказываю в существовании Омниссии и духов машины?

Решено: я сделаю всё возможное для того, чтобы встать на путь шестерни, на путь Бога-Машины. Хотя мне и не импонирует необходимость отчекрыжить себе конечности.

Я решил начать с малого. Нужно набрать вес и подтянуть свою форму, начать уверенно разговаривать и освоиться в окружающем обществе, ну и самое сложное — чтение. Большинство знаний хранится в записях, ведь так банально проще.

Послышался знакомый топот. Сегодня дядя возвращался раньше.

Глава 4 Внедрение (Р)

В которой главный герой знакомиться с миром и готовиться стать жрецом императора.

Зайдя в помещение, дядя достал из котомки и выставил на стол бидон со свежей водой. Дальше последовали жестяная коробка и пачка пакетиков. Последней была упаковка каких-то прямоугольников.

— Опять подсматривал за улицей? — недовольно начал он.

Но меня таким было не пронять, и я перешёл в атаку.

— Я не видел никого знакомого. Когда я вернусь домой?

Дюк тяжело вздохнул, помассировал переносицу и ответил:

— Теперь это твой дом. Ты будешь жить здесь, вместе со мной, твоим дядей, ты ведь помнишь?

— Да-да, дядя Дюк, — поспешил я согласиться, пока в воздухе не запахло работным домом. Но нужно было сеять зёрна, хоть мне было неловко приплетать наверняка погибшую женщину, я продолжил.

— А когда мама придёт? Она обещала прийти и научить новым буквам, она говорила, у меня талант.

Невольно на словах о матери у меня на глазах проступили слёзы, а к концу я так и вообще сбился на сопли. Это была моя самая длинная тирада в этом мире. И похоже, мне удалось не ошибиться в словах. Но

гормональный выброс уже повёл тело в разнос, и мне едва удавалось сдерживать приступ истерики. Не выдержав такой гормональной атаки, дядя расчувствовался и предельно аккуратно приобнял меня, присев на пол.

— Понимаешь, Грэг… Ты ведь уже взрослый, ну, в общем… — пытался он подобрать слова. — Тут штука такая, была авария, да, авария, они не смогли спастись и погибли. Да, погибли… Но тебе не стоит переживать! Ведь у тебя есть я, да? Верно?

На что я лишь молча кивнул.

— А читать мы тебя поучим, раз у тебя ТАЛАНТ!

Слово «талант» он выделил отдельно и явно с усмешкой.

— Да, а я вот не знал, что Леверн умела читать, да, дела…

Он поскрёб подбородок своей пятернёй. Сняв с шеи шнурок, на котором болталась аквила и чёрный прямоугольник, он приложил этот прямоугольник к крышке сундука, стоявшего в комнате, и тот со щелчком открылся. Закопавшись в содержимом, дядя выудил две потёртые брошюрки в бумажном переплёте, на лицевой стороне которых была отпечатана аквила.

— Да, может, не лучший выбор, но… м-да… — продолжал он бормотать себе под нос.

Усевшись за стол, дядя взял меня на колени.

— Ну что, приступим. — пододвинул он одну из книг поближе. — Ну, талант, попробуй прочитать.

Я принял вызов и начал сначала называть буквы, благо они были похожи на английские или даже арамейские, ряд цитат на котором я когда-то заучивал.

— Слово об Императоре.

— Правильно говорить «СЛОВО», — поправили меня.

И я продолжил:

— Список молитв на все случаи жизни.

Я удивлённо посмотрел на дядю, тот же, неправильно меня поняв, ободряюще кивнул. И я приступил к названию второй брошюры.

— Житие и деяния святого Себастьяна Тора.

— Деяния и Святого, — опять меня поправил.

Кажется, меня готовят совсем не в тот культ, в Экклезиархию, вспыхнуло в моей голове. Ещё один путь возможного развития. И, судя по доступному пособию для чтения, частицу этого пути мне придётся пройти — пути жреца Императора.

Уроки чтения продлились часа полтора, плавно перейдя в заучивание основных молитв. И лишь бурчание живота и периодическое бросание взгляда на предметы, оставленные на столе, напомнили дяде, что я как бы не жрал с вечера.

Металлическая банка оказалась полна питательной смеси. Меня строго предупредили, что это мой паёк на восемь дней и чтобы я не смел сожрать его раньше. Пакетики с салфетками на деле оказались витаминизированным порошком. Его можно было как растворять, так и просто высыпать в рот. Прямоугольники оказались питательными батончиками, они же «трупные батончики», как я сказал, не удержав язык за зубами. На что мне крайне строго пояснили, что это всё враньё. Трупы действительно утилизируют, но они идут на пасту для сервиторов, а рабочих кормят пастой строго из животного белка и растительных компонентов, о чём стоит отметка со штампом в углу каждого батончика и банки с питательной смесью. От строгих выверенных формулировок тянуло такой казёнщиной, что не очень-то и верилось. Но другого ничего не было, поэтому оставалось лишь надеться и поменьше думать. Меньше думать — это хорошо, особенно если не думать об архивраге, и свежезаученная молитва с этим хорошо справлялась.

Весь следующий день я занимался тремя вещами: пытался продраться сквозь тексты Экклезиархии[ 5] , боролся с голодом и занимался дыхательной гимнастикой, пытаясь отрешиться и скоротать время. Но чувство голода сильно мешало, его крайне подталкивало наличие доступной пищи. И даже мантра «трупный батончик, трупный» уже не столько вызывала рвотные позывы, сколько заставляла примириться с этим фактом. Хотелось заняться более активной подготовкой, но каждая попытка приседать вызывала головокружение и слабость. Поэтому приходилось ограничиваться ходьбой по комнате и элементами разминки.