Красная смерть
Шрифт:
– Твоя мама живет в Луизиане, не так ли? – спросил я.
– Она будет жить там до самой смерти.
– А сколько ей сейчас?
– Под семьдесят. Но она постоянно утверждает, что ей всего шестьдесят два. И, знаешь, в это можно поверить. Она шикарно выглядит. Сестра Регина только вчера сообщила мне, что мамочка завела себе нового дружка.
– В семьдесят лет? – Я был шокирован.
– Значит, у нее там еще не все поизносилось.
– Видимо, у нее прекрасное здоровье.
– Сильна, как боров, – ответила Роберта.
Мы
Я поехал на Магнолия-стрит. Это было похоже на путешествие в прошлое. Ничто не изменилось. Я увидел алюминиевую обертку жевательной резинки в канаве. Она лежала там же, где и в прошлый раз. Поразительно, однако многоквартирные дома по-прежнему принадлежали мне. Кто охранял мои права, пока я отсутствовал так долго?
– Доброе утро, мистер Роулинз, – приветствовала меня миссис Трухильо.
– Доброе утро, мэм. Как поживаете?
Она улыбнулась в ответ, и я подошел к окну. За ее спиной на стене висело изображение Иисуса. В разверстой ране на его груди алело сердце Святого Валентина, окруженное терниями. Христос пристально смотрел на меня, сложив два пальца и как бы говоря: "Не торопись, дитя, ищи свою судьбу".
– Появлялась ли снова полиция?
– Да. Они опечатали квартиру и задавали всякие вопросы о том, кто бы это мог сделать.
– Они что-нибудь разузнали? Нашли убийцу?
– Не думаю, мистер Роулинз, но они расспрашивали о вас и мистере Мофассе.
– А был ли Мофасс здесь в тот день?
– Я его не видела и сказала этому славному чернокожему полицейскому, что мистер Мофасс при всем желании не смог бы влезть через окно.
Разве только на брюхе, как змея, подумалось мне.
– Я рассказала им обо всем, что видела, мистер Роулинз. Здесь были только жильцы. Заходил почтальон с заказным письмом да еще белый страховой агент.
– Что за агент? – спросил я.
– Какой-то белый в старом костюме. Сказал, занимается страхованием жизни.
Миссис Трухильо недолюбливала белых.
– Он не пытался вам что-нибудь всучить?
– Меня на мякине не проведешь, но он поднялся наверх, надеясь найти кого-нибудь поглупее и ограбить.
Меня тоже не интересовал страховой агент.
– Значит, такие вот дела?
– Думаю, что да. Белый полицейский осмотрел черный ход. Он сказал, дверь была взломана, и, похоже, не так давно.
Я поблагодарил ее и попрощался. Наверное, у меня был мрачный вид, потому что она сказала мне вслед:
– Будьте осторожны, мистер Роулинз. Береженого Бог бережет.
– Вы так думаете?
– Только Бог может взять жизнь.
Я подавил желание расхохотаться, я чувствовал себя как волк, посаженный в клетку.
Мне все еще казалось, что я не чист, когда добрался домой, и долго стоял под душем. Мне хотелось быть чистым, безупречно чистым. Я поставил стул рядом с ванной и положил на него револьвер. Дверь оставил
Я позвонил Дюпре, но оказалось, что Крыса ушел играть с Ламарком.
У меня был шанс остаться в Лос-Анджелесе. Стоило только умело использовать секретные бумаги.
Я надел темную рабочую куртку, зарядил водяной пистолет аммиаком, свернул брезент, который использовал, когда что-нибудь красил, и купил три бифштекса в ближайшем магазине. Затем отправился на автомобильное кладбище в Верноне. Ночью вход был закрыт, я набросил брезент на колючую проволоку и перелез через нее. У меня не было времени проделать все это днем.
Груды автомобилей разделяли широкие проходы. Я преодолел три таких прохода, прежде чем меня учуяли собаки: чудовище, похожее на боксера, и овчарка. Боксер рычал и мчался ко мне со всех ног, овчарка старалась не отставать. Я плеснул им аммиак прямо в морды. Собака скорее отгрызет себе хвост, лишь бы не хлебнуть аммиака. Бумаги были там, где сказал Андре. Они лежали в кожаной папке с "молнией" позади сиденья допотопного грузовика. Я сунул их под мышку, думая о том, как Хаим додумался спрятать их здесь. Я даже не попрощался со своим другом.
Когда я добрался до изгороди, собаки – их собралась целая свора – снова приготовились броситься на меня.
Боксер оскалил зубы и зарычал, но был осторожнее и держался позади других псов. Я достал водяной пистолет и брызнул в морду ближайшей собаке, породу которой установить было невозможно.
Она поспешила убраться от меня подальше. Так же я избавился и от остальных. Вся операция стоила мне царапины, которую я получил, открывая дверь старого "доджа". Бифштексы я бросил на землю возле изгороди. Собаки не стали на меня лаять, привлекая нежелательное внимание, они были слишком заняты, пожирая мясо.
Еще перед дверью я услышал то и дело повторявшиеся вопли: "Нет, нет, хватит!"
Я постучал. Когда Этта открыла, вопли все еще продолжались. На кушетке боролись Крыса и Ламарк. Ламарк оседлал отца и делал вид, будто бьет его по голове. Крыса втянул голову в плечи и притворялся, что ему больно, издавая звуки, похожие на крысиный писк.
Этта приложила руку к моей груди, тепло разлилось по всему телу.
– Спасибо тебе, милый. Реймонд опомнился ради сына.
– Этта, ты любишь меня? – прошептал я.
– Да, Изи, люблю, – прошептала она в ответ.
Мне хотелось попросить ее уехать со мной в Мексику, но не при Крысе же!
– Изи! – закричал Крыса из комнаты.
– Привет, дядя Изи, – сказал Ламарк.
Я задумался, поедет ли Ламарк с Эттой и со мной в Мексику или же она оставит его у сестры. В его возрасте дети легко усваивают чужой язык.
– Привет, ребята, – сказал я. – Реймонд...
– Да, Изи?
– ...мне нужна твоя помощь.