Красная змея

Харрис Питер

— Погодка сегодня не для охоты. Облака долго не рассеются, если солнцу вообще удастся их разогнать, — ворчал Бернар де Понтиньи, снимая плащ и толстые перчатки, предохранявшие его от утреннего заморозка.

— Вижу, вы с утра не в духе, мой господин, — заметил дородный кардинал, поминутно потягивавший янтарный ликер из чаши, которая утопала в его широких ладонях.

— Полагаю, карета у подъезда принадлежит вашему преосвященству? — бесцеремонно поинтересовался канцлер.

— Да, дражайший Понтиньи.

— Так я и думал.

— Почему же?

— Потому

что сегодня, как вижу, ваше преосвященство пребывает в необычайно милосердном расположении духа. Вы решили избавить вашу лошадь от тяжкого наказания. Ей не придется влачить на себе столько плоти, сколько скрывается под вашими просторными одеяниями.

Кардинал покончил с ликером, прищелкнул языком и укорил де Понтиньи:

— Полагаю, что канцлеру Франции прежде всего надо заботиться не о конюшнях своих ближних, а о своей собственной.

Таким ответом клирик язвительно намекал на всем известные слухи о том, что супруга Бернара де Понтиньи входила в число королевских любовниц.

Понемногу нижний дворцовый зал заполнялся приглашенными. Мажордом распорядился расставить здесь вдоль стен длинные столы, ломившиеся от яств, чтобы оказать охотникам достойный прием.

Слуги сновали от стола к столу, исполняя заказы, которые порою граничили с причудами. Минуты шли, обстановка постепенно разряжалась. Об этом можно было судить по частым взрывам смеха, вызванного каким-нибудь чересчур громким или неуместно веселым замечанием. Присутствие дам оживляло беседы.

Сквозь окна в зал проникал гомон, которым уже наполнился двор. Оттуда доносился нестройный лай собачьих свор, звон подков и скрип повозок. Их оси трещали под немалым грузом всякого скарба, без которого королевская охота попросту немыслима. Здесь были передвижные кухни, походные шатры и все необходимое для того, чтобы охота походила на праздник, на котором олени и кабаны являлись бы лишь одним из пунктов разнообразной программы.

Первоначальное недовольство знатных особ явно пошло на спад. Дамы теперь болтали от души. Для них день, проведенный на охоте, означал освобождение от каждодневной рутины их жизни, а кроме того — возможность неожиданного приключения. С не меньшим интересом ожидали подобных событий и кавалеры, по крайней мере те, которые могли питать какие-либо надежды на то, что им удастся завести интрижку.

Король появился чуть позже часа, назначенного для выезда. Разговоры в зале сразу прекратились, а шум во дворах, напротив, стал еще интенсивнее. Филипп приветствовал рыцарей и расточал улыбки дамам, которые низко склонялись перед его величеством, демонстрируя белизну грудей и стараясь предстать перед королем в самом выгодном ракурсе.

В свои сорок шесть лет Филипп Четвертый не утратил величественной осанки. Его красивое лицо было, как и в молодости, обрамлено черными волосами. Судя по взгляду больших печальных глаз, этот человек не отличался властным, жестким или же коварным характером.

Люди, знавшие короля, отмечали его мужскую притягательность, а еще малую ценность, которую он придавал своим словам. Филипп был способен бегать по лезвию бритвы и радостно

приветствовать человека, которого уже приговорил к смерти от удара кинжала. Для Филиппа, получившего прозвище Красивый, предательство являлось политическим инструментом. Он прибегал к нему часто, без малейшего зазрения совести.

Сейчас монарх был одет в панталоны и охотничью куртку толстого светло-зеленого сукна. Такого же цвета был и его берет. Талию Филиппа стягивал широкий расшитый пояс, с которого свисал клинок дамасской стали.

Лес Руврэ, расположенный в нескольких лигах от парижских стен, представлял собой огромный, густой и труднопроходимый массив. Обычным людям доступ туда был заказан. Это место было предназначено для королевской охоты.

Больше века назад король Филипп Второй Август выкупил лес у аббатства Сен-Дени. С нарушителями границ этого участка расправлялись неукоснительно. Если кто-то проникал сюда в поисках богатой охотничьей добычи, дров для очага или даже грибов, спаржи и прочих даров природы, то такого наглеца, изловленного в лесу, могли и повесить. Хотя в большинстве случаев таких бедолаг пороли на одной из самых многолюдных парижских площадей, а затем на несколько часов запирали в колодки и оставляли на глумление горожанам.

Филипп Четвертый очень любил Руврэ. После своего паломничества в Булонь-сюр-Мер он повелел воздвигнуть здесь часовню, поэтому люди привыкли называть это место лесом Булонской часовни. В маленьком храме Филипп предавался уединенным размышлениям, когда ему становилось невмочь от забот по управлению государством.

Если король выезжал на охоту, то лес охранялся особенно тщательно. На подмогу лесникам присылались отряды лучников. Эти ребята при любом подозрительном движении сначала стреляли и только потом спрашивали, кто идет. Меры безопасности были усилены за несколько дней. Накануне всю территорию Руврэ прочесали вооруженные стражи.

Участники охоты покинули дворец под лай собак и ржание лошадей. Было очень холодно. Слабым лучам солнца все утро не удавалось разогнать облака. Всадники, собаки и пешие охотники по мосту перебрались на другой берег Сены и быстро достигли кромки леса. Лай собак, почуявших близость добычи, звучал оглушительно. К нему добавлялись выкрики псарей, звуки охотничьих рогов и волынок.

Утро оказалось удачным. За пронизывающий холод охотники были вознаграждены отличной добычей.

За обедом король перебрасывался шуточками с женщинами, а под конец предложил шести дамам и такому же числу кавалеров принять участие в испытании:

— Пусть дамы спрячут детали своей одежды не далее чем в пятидесяти шагах от часовни. Они изберут для себя кавалеров. Мы предоставим каждому из них время для поисков, затем право участвовать в игре получат и другие. Тот, кто отыщет больше сокровищ, будет объявлен победителем.

— Кто же выберет дам? — спросил Карл де Валуа.

— Жребий, любезный мой брат.

— А счастливчиков кавалеров?

— Тут мы тоже положимся на судьбу. Пишите на бумажках свои имена и бросайте в шляпу. Мы будем устраивать лотерею.