Уже с привычкою к утратам,Виновен, оттого, что жив,Один в последнем акте, пятомИграю, жилы отворив.Всё на земле давно не ново,И нет их всех, и драмы нет,И лишь нечаянное словоСпособно жить так много лет.
Из книги «Переписчик»
(2018)
Грузинские переводы
Не повторенье звука – отзвук,И не горенье – только дым,И всё же – чужеземный воздух,Вдруг становившийся родным.Так пылко нас благодарили,Ведь пересказывали мыЕё извилистые были,Витиеватые холмы.Жизнь
проведя сквозь этот эпос,Лишь собственный узнал язык,А эту осаждая крепость,Извёлся в муках и поник.Но, отказавшись от попыток,Уже в иссохшем горле всё жБлаженный ощутишь напитокИ горечь косточек сглотнёшь.
«Балагур, но себе на уме…»
Балагур, но себе на уме,Неприметный связной Коминтерна,Отдыхал он в бельгийской тюрьме,А на родине было прескверно.Привозить приходилось женуК обнаглевшему в креслах Лаврушке,Хоть того и клонило ко снуПосле пыточных дел и пирушки.Запирались в самом партбюро,А в приёмной лежали газеты.Можно было спросить «Фигаро»У насмешливой Елизаветы.Элисо…Ждать и ждать дотемна!Он глядел обреченно и хмуро…Наконец-то, от гнева красна,Выходила красавица Шура.
Дидубе
Одни вознесены на гору,Другим, не равным по судьбе,Лежать, доверившись надзору,В не столь почётном Дидубе.И там и тут найду знакомых,Конечно, больше их внизу.Над памятью, в её проломах,Пролью возможную слезу.Вглядевшись в кольца алфавита,Увижу молодость своюИ там, гдё всё плющом увито,Найду могилу на краю.В дыму неотданного долга,Оставив всех, пройду туда,Где скрылся – до меня задолго —Тот острослов и тамада.Всегда пустынно там и голо,Ещё темнее стал гранит,Лишь ветра взлёт, как тень Паоло,Над ним в листве прошелестит.Но как его тоскливый выстрелСтраны любимейшей распад,Её успение, убыстрил,Задев и тех, что рядом спят!И тишина обетованна,Где, опускаясь на плиту,С чуть слышным хрустом лист платанаПрочертит в воздухе черту.
Речь
Теперь, когда он в некоторой славе,Поклонникам поведать я могу,Как ездил к старой тётке он в Рустави,Возил ей пахлаву и курагу.Она давно когда-то передачиЕму носила в зону восемь лет.Старухин взгляд язвительно-горячийВстречал людей, которых нынче нет.В семнадцать лет статья «недонесенье»,Вот из чего там всё и проросло.И ранний сумрак, тускло и осеннеВливавшийся в домашнее тепло.Пустырь за домом в жёлтых пятнах дрокаИ тупика трамвайного петля,И лёгкий ветер, дуновеньем рокаВо двор входивший, ветви шевеля.
«Медлительно-плавной, как местная речь…»
Медлительно-плавной, как местная речь,Дорожкою спустишься к скверу,Где сможешь на каждой скамейке прилечь,Уж если ты выпил не в меру.Но, если покуда стоишь на ногахИ в жилах звенит мукузани,Пройди к перекрёстку, где ветер и страхНа свет вызывают сказанье.Здесь юношей кровь пролилась, клокоча…Но прочь от давнишней печали!От дома, где память еще горяча,Как в пыточной ночью кричали.Вот в русле безводном лихой островок,Где пили князья и поэты,И столько нетленных проносится строк,Омытых стремлением Леты.Но – дальше над мутной рекой по мосту,Пустынному в позднюю пору!И скоро в живую нырнёшь темноту,Неспешно всходящую в гору.Ночных чаепитий мелькнёт череда,И отклик минувшего гулок.Давно
уж всё стало чужим навсегда…Давай же, сверни в закоулок!К пекарне, где хлеб для тебя испекутМинуты за три, иль четыре,И вечного пламени алый лоскутЕщё шевелится в тандыре.
«Могла бы медведица, или река…»
Могла бы медведица, или рекаМеня унести, затянуть в облака.То ржавые щели, то зыбь озерца…Овчарки гремели и ружья жреца.Я был ненасытен и молод, и груб,А ты бы писал, отложив ледоруб,Что был благороден и так даровит.О, знать бы, что в жизни ещё предстоит!Что спутники сгинут, враги набегут…Сходящей лавины мне чудится гуд.Я вижу коротенький свой некролог.Но ты пособил и подняться помог.Я мог бы сорваться в туман под горой,Иль просто замёрзнуть в одежде сырой.Всё снова скитаюсь в хевсурских горах,И выхода нет в этот холод и прах.
Вино
Памяти Мориса и Розиты Поцхишвили
Часовой стоит у входа,Гроздья давят за стеной,Запах винного заводаПротекает в жгучий зной.В людный город по уклонамСквозь пьянящую волнуВдохновлённым и влюблённымОт вина идёшь к вину.Дань отдать сердечной буре,Прокатиться кувыркомПо густой литературеСочинённой под хмельком.Это юность в свежей славе,Нежность, дружба, теплота,Это горечь саперави,Что повсюду разлита.Грусть и яркость Пиросмани,Мукузани, хванчкара,Ахашени, телианиИ тбилисская жара.
Грузинки
Всё же отважные эти грузинкиБратьев умней и мужей.И при знакомстве в немом поединкеВзгляды острей и свежей.Глянуть в лицо из семейного плена,Тронуть пылающим льдомИ разгадать чужеземца мгновенно —Гостем вступившего в дом.Гостя в святое везти захолустье,Родиной милой гордясь.Дарит так много веселья и грустиИ бестелесная связь.Где не уступит мужчина мужчинеИ униженья не снесть,Там покориться Тамаре и Нине,Это и доблесть, и честь.– Вами, болельщицы и шахматистки,Я восхищаюсь и чтуЧуткость поклонницы, прелесть артисткиИ артистичность в быту.Вашу отзывчивость и бескорыстье,Смелость в любовных делах,Сладостных, как виноградные кисти…Лишь перед матерью – страх.Эта старуха суровая в черном,Зная все эти дела,Дочерью правит с упрямством бесспорным,Ибо такой же была.
Средь лиц, оттиснутых чеканно,Вслепую и навернякаБросались кости из стакана,Мелькало счастье игрока.Что деньги! Он, хлебнув чифиру,Здесь прожил жизнь и не одну,И проиграл уже квартиру,И чьи-то серьги, и жену.Но ведь и так бы с ней расстался,С безумной от его игры.Вот куш сорвал, но зря остался,Всё вновь вращаются миры.Отыгран браунинг, и хватит,О, этот друг не подведёт,И скоро все долги оплатитЧаеразвесочный завод.Теперь усушка и утрускаСполна ответят за базар,А если не удержишь спуска,То и в тюрьме пойдет зар-зар…И у меня игра такая,Держу лишь слово на кону,И звук взывает, завлекаяПод набежавшую волну.