Красные листья Гомбори. Книга о Грузии

Синельников Михаил

Из книги «Устье»

(2018)

Воспоминания о Вадиме

В.Л.

Сквозь жизнь пройдя почти что невредимо,Высвобождая пленную тоску,Всё вспоминаю циркача Вадима,В отеле он учил меня прыжку.Недавно прыгал он с фуникулёра,Лодыжку подвернул, и – хоть бы что!Вновь радостно лицо и ясновзоро,Овеянное вихрем в шапито.Всё это бред и дикая причуда.Открыв окно, в глубокий двор глядим.– Вон там упасть на дерево не худо,И – вниз по веткам! – говорит Вадим.Горячий день, грузинская столица,Ликующая зелень, синева…– И на ноги здесь важно опуститься,Тогда и уцелеет голова! —Так он вещал в тревожном

исступленьеИ вспоминал прыжки минувших лет,Пластмассовые трогая колени,И трепетал над бездной, как поэт.

«Полудрёма сменит дрёму…»

Полудрёма сменит дрёму,И в обыденном бредуЯ по городу ночномуСнова мысленно пойду.Старый город – в тихой буреИ минувшим затемнён,И застыл в комендатуреКрик неведомых времён.Эти пиршества, арестыПонаслышке знаю я,Участь отнятой невесты,Старший друг, – печаль твоя.Нет тебя. Ушёл, ославлен.Мир становится пустей.Но в наследство мне оставленСгусток жизней и смертей.Память, ставшую судьбою,Принимаю, не кляня,И несу ещё с собоюТо, что было до меня.

Ната Вачнадзе

Чернота, окрыленная светом…А.Т.

В сизых сумерках Тифлиса,В зыби чёрного винаМне грузинская актрисаВсё мерещится одна.Я её не видел въявеИ влюблялся лишь в кино.Был я мал, она уж в славе,Это была так давно.Так вот в звуках мухамбази [11] ,Разрывающих сердца,Сохранялась на КавказеПрелесть древнего лица.Не такую ли к ТимуруВ паланкине привезли?Что там, прочь литературу,Не в такой уж ты дали!На тебя ещё Лаврентий,Щурясь, глянул, гамадрил.Рвался к блеску и легендеКто бы позже ни царил.На безногого поэта,На российского поэтаПала тень ресниц твоих…Что сказала власть на этоИ какой родился стих?Над земным его скитаньем,Расцветая, встала тыНевозможным сочетаньемКрасоты и доброты.Лёгкой девочкой подросткомВечно ты к нему летишьПо ступеням и подмосткамМимо взвихренных афиш.

11

Мухамбази – напевная твёрдая форма грузинского стихосложения.

Ладо

Был в плену. Мог бы сразу в загоне пропасть,Но в ревире, пройдя процедуры,Был зачислен в грузинскую бравую часть,Охранявшую комендатуры.Форму жгли, выдавали другую без слов,Принималась другая присяга.Всё же вряд ли кого-то он сталкивал в ров,Одинокий и тихий бродяга.А потом Колыма и дорога в Тайшет,И рутина тюрьмы и метели.Ну, а в оттепель, вспомнив, что был он поэт,Земляки, разыскав, отогрели.Я любил его. Столь с ним несхожий, привыкК этой грустной улыбке, к душевному складу.Жаль, он рано ушёл. Но на этот языкПеревёл «Илиаду».

Подруга

Звуки города, запахи югаИ похмелье гуляк, и молва…Тут жила в закоулке подруга,Но, должно быть, давно не жива.Вдруг почудятся в шрамах, в уколахЭти вены и, воздух дробя,Всплески рук обозначатся голых,Обвивавших, как змеи, тебя.Издалёка в минувшее глянув,Словно душу внезапно вдохнул,Слышишь вдумчивый шелест платановИ театра старинного гул.Раззолочены ложи богато,И такое мелькание лицВ зале, помнящем Хаджи-Мурата,Итальянских певцов и певиц!И в гримёрку прекрасной актрисыЗдесь с букетом, подобным венку,Важный Берия шёл за кулисы,Напевая, но весь начеку.Выплывают из медленной ЛетыИ, сменяясь, несутся, спеша,Выступленья

вождей и балеты,Крики «браво» и вопли «ваша» [12] .В шкуре барсовой грезится витязь,Там грустивший во все времена,Где с единственным словом «Проснитесь!»Разбросала листовки она.

12

«Да здравствует!» (груз.)

Апокриф

Былой Тифлис, ночные перевозкиПродукции лихой цеховиков,А утром стук сапожника в киоске,И напоённый сторож бестолков.Уже друзья в проулке кличут ГогиИ белошвейки из окна глядят,Подводятся расчеты в синагоге,Где молятся и несколько солдат.И свежим хлебов веет из пекарниНа тесный мир беспутства и труда.Уже в зар-зар играют эти парни,Жизнь – на кону…Уж такова среда.Но в ней всегда юродивый найдется,И царствие туманное егоВ почёте у окрестного народцаИ не от мира в сущности сего.Вот в облаке своей священной дуриНочами он блуждает, сгорячаНа клочья жадно разрывая пури [13] И русский стих блаженно бормоча.

13

Грузинский хлеб.

«Куда я с ней когда-то брёл?..»

Куда я с ней когда-то брёл?В Тбилиси ветер был весеннийИ платья вскидывал подолИ обметал её колени.Она была смела, тверда,Несклонна в тостах к местным перламИ за того пила всегда,Кто этот мир покинет первым.Ну, да, в Кахетии у нихВажней всех праздников поминки…Я вижу столько черт живыхИ взгляд, и поступь кахетинки!И вот уж нет её давно,Всё протекло и стало слаще,Как это рыжее виноС огнём и горечью щемящей.

Медея

В раю томительном и пышно-многословном,Медея, знала ты отравы и шитьё.Дарили божество фазаном или овномЗа девственность твою и знание твоё.Ты жрицею была, служила лишь Гекате,Под лёгкою стопой, кружась, плыла земля,Но в синеве морской, на гулком перекатеБлеснули паруса чужого корабля.Ты жаждала любви, тебе досталась пытка,Ты жертвовала всем в скитании своём,Но не слабеет жар волшебного напитка,Который так пьянил и выпит был вдвоёмДавно я не бывал в заветном царстве колхов,Драконьи зубы в нем войною проросли,Другой воздвигся мир из радужных осколковИ в гавани стоят иные корабли.Мерещится твой дом… Где ты теперь, Медея?Осенний жёлтый лист витает в зыбком сне,И сумрак глух и нем, и сердце, холодея,О юности грустит, о золотом руне.

Эдельвейс

С печалью провожая рейс,Когда-то сердцу близкаяМне подарила эдельвейсКрасавица тбилисская.Охотник с гор его принёс,Из Верхней Хевсуретии,И было драгоценней розСвященное соцветие.Сам не достиг я тех высотИ не пришёл с победою,Но, возвращаясь в город тот,Я молодость преследую.Ну, да, вот здесь она жилаИ так ждала, и верила,И старых писем не сожгла,Хранила холод Севера.Чтоб здесь на шёлке не поблёк,Мерцающем малиново,Неумирающий цветок,Сосед гнезда орлиного.

Хевсурский мотив

И.Г.

Она хотела быть мужчиной —Лихих коней одолевать,Промчатся над речной пучиной,Меча сжимая рукоять!Возможный случай, пусть и редкий…И сердце замысел прожёг —Тут нужен, как учили предки,Для превращения прыжок.Ну, да, над радугой чудеснойВсего лишь прянуть в млечный дым,Подпрыгнуть весело над безднойИ стать хевсуром молодым!Но мало в жизни было радуг,Мечей и золотых удил,Страшил чернеющий распадокИ жалкий муж детей плодил.