Красные листья
Шрифт:
Спенсер помешал ему, подставив ступню, и вынул полицейский жетон.
— Мне не нравится, как ты себя ведешь, приятель, — твердо произнес он. — Так кто там живет, в этой комнате три девятнадцать?
Студент посмотрел на ногу Спенсера, просунутую в дверь, затем на его жетон.
— Альберт Мейплтоп, — сказал он. — Теперь я могу закрыть дверь?
— Теперь, наверное, можешь. — Спенсер убрал ногу, дверь закрылась.
Он медленно двинулся к комнате номер 319. На розовато-лиловой двери рядом с магнитной доской для объявлений был изображен Анубис — бог
«Какие мне еще нужны сведения о Мейплтопе?» — подумал Спенсер и постучал. Дверь отворилась, и перед ним появился красивый молодой человек с длинными волосами. Из одежды на нем были только черные шорты.
Спенсер показал полицейский жетон и спросил:
— Вы Альберт Мейплтоп?
— Да, это я, — сказал Альберт, отбрасывая волосы назад и завязывая их в хвостик.
— Вы были в дружеских отношениях с девушкой, которая жила вон там, по этому коридору, с Кристиной Ким?
Черные глаза молодого человека вспыхнули. Он как-то странно посмотрел на Спенсера. Мол, что за вопрос?
— В дружеских отношениях? Да.
— Она была найдена сегодня мертвой.
Даже в неярком свете коридора было видно, что молодой человек сильно потрясен. Кровь отлила от его лица.
— Конни, — не оборачиваясь, крикнул Альберт, — поди сюда! Это насчет Кристины.
К двери подошла девушка. Она тоже была полураздета, хотя на дворе стояла зима.
— В чем дело? Что случилось?
— Это детектив…
— Извините; — сказал Спенсер, обращаясь к девушке. — Не могли бы вы назвать свое имя?
— Конни. Констанция Тобиас, — пролепетала девушка. Она нервничала. Спенсер вспомнил, как дергался Милтон.
— Что-нибудь случилось? — спросила Конни упавшим голосом.
Альберт повернул к ней голову и тихо проговорил:
— Они нашли сегодня Кристину. Мертвую.
Конни как будто прорвало. Она немедленно зарыдала, и так бурно, что Спенсер даже сделал шаг назад. Альберт обнял ее за плечи.
— Ну, не надо, — прошептал он. — Не надо.
Но Конни зарыдала еще сильнее.
Спенсер стоял и внимательно ее разглядывал. В течение нескольких секунд с Конни случилась удивительная метаморфоза — от нормального состояния к истерике.
Не отводя от нее взгляда, Спенсер откашлялся и сказал почти виновато:
— Мне жаль, что вынужден сообщать такое неприятное известие. Вы ее знали?
— Знала ли я ее? — всхлипнула Конни. — Она была нашей лучшей подругой.
«"Нашей", — эхом отозвалось внутри Спенсера. — Хм, очень интересно».
— Прошу извинить мое вторжение. Я постараюсь, чтобы это не заняло много времени.
Но Конни не могла унять рыданий. Она раскачивалась из стороны в сторону, слезы лились у нее по щекам, из носа текло. Альберт гладил ее по плечу, но это, видимо, мало помогало. Рыдания не утихали. Мало того, она заплакала еще громче.
Спенсер ждал. Конни Тобиас была симпатичной девушкой небольшого роста. Но симпатичной предположительно, поскольку в данный момент выяснить
Одета она была в короткую майку с бретельками и очень короткие шорты. Упитанности она была средней, но с большой грудью. Спенсер опустил глаза на ее босые ноги, а затем поднял их на Альберта. Это был парень мускулистый, но в меру. Не накачанный. И симпатичный, но не писаный красавец. В мочке левого уха Альберта Спенсер заметил, небольшое плоское колечко, а на левом предплечье довольно сложную татуировку. «Это уже интересно», — подумал он, поскольку татуировки среди дартмутских студентов были явлением довольно редким. Спенсер внимательно рассматривал татуировку. На левой руке Альберта был изображен крылатый египетский бог Анубис, покровитель гробниц, а ниже выведены инициалы КМ.
— Симпатичная татуировка, — сказал Спенсер. — А что означает это КМ?
— Это инициалы моей матери, — ответил Альберт. — Кей Мейплтоп.
— Понятно. А не лучше бы написать просто «мама»?
Альберт осклабился, показав Спенсеру свои превосходные зубы, и сказал:
— Писать на руке слово «мама» мне показалось как-то уж слишком сентиментальным.
— Ну, это как сказать, — проговорил Спенсер. — Любовь к матери одна из важнейших добродетелей. К вашему сведению, на государственной службе это весьма ценится.
— Слава Богу, мне это не угрожает. Думаю, что на государственной службе мне никогда не быть, — сказал Альберт.
Конни все еще плакала. Надо сказать, что к людям, которые так быстро и бурно реагируют на трагические новости, Спенсер всегда относился с подозрением. Это не было нормой. Человеку сообщили страшную новость, и он побледнел. Это нормально. В первый момент он вообще может никак не отреагировать, и это тоже нормально. Бурной истерики можно ожидать только от матери, и много реже от отца. Друзья реагируют по-разному, но редко так, как Конни. А эта девушка все поддавала жару и поддавала.
А самое главное, никто из них так пока даже не поинтересовался, а что, собственно, случилось с Кристиной.
— Вы уверены? — наконец проговорила Конни. — Вы абсолютно уверены насчет нее?
— Мисс Тобиас, — тихо произнес Спенсер, — в известной степени именно в этом и заключается моя работа — отличать живых от мертвых. Так что насчет нее у нас, к сожалению, существует абсолютная уверенность. Она… — Спенсер сглотнул: слово застряло у него в горле, — мертва.
— Может быть, вы пройдете в комнату? — спросил Альберт.
Спенсер посмотрел на Альберта. «Что заставило его пригласить меня в комнату? Обыкновенная вежливость или тот факт, что студенты уже начали открывать двери и с любопытством поглядывать в нашу сторону?»
— Нет, спасибо, — сказал Спенсер. — Меня интересует, была ли у Кристины собака.
— Собака? — Конни высморкалась. — Да. Собака. У нее была собака. Альберт, где Аристотель?
Они оба почему-то сначала обернулись и посмотрели вглубь комнаты, а потом друг на друга.
— Аристотель — это собака? — спросил Спенсер.