Красные волки, красные гуси (сборник)
Шрифт:
– А скажите, товарищ марсианка, – он подумал, – что же вы скрываетесь, ну, я понимаю, наверное, вы не хотели показываться буржуям и помещикам. А теперь? Вот вы прилетели к нам сюда? Зачем?
– Мы беженцы, – сказала она.
Он так удивился, что уронил хлеб.
Женщина пододвинула ему крынку с молоком и улыбнулась. Молоко тоже было каким-то зеленоватым, но вкусным.
– Чему вы удивляетесь? – спросила она, – Разве у вас нет своих беженцев?
Он вспомнил худого мужчину с тонкой талией и широкими плечами и его красивую жену. Сейчас нельзя заводить семью,
– Беженцы от кого?
– От войны… У нас идет война… так давно, что никто и не помнит, когда она началась.
– А кто с кем воюет?
– Все со всеми.
– А что же… ваш пролетариат не восстанет? Когда война… это очень удобно, это хорошо, это революционный момент. Товарищ Троцкий…
– У вас, похоже, много товарищей, – сухо сказала она.
– Это обращение, – пояснил он, – это значит – мы все, все, кто строит светлое будущее, братья. Друзья.
– Понятно. Кстати, что это у вас на плече? Повязка? Вас ранили?
– Да… Кое-кто сопротивляется. Не хочет строить светлое будущее.
– Все, как всегда, – сказала она и прикрыла зеленые веки. Потом открыла их, резко, будто хлопнула крыльями бабочка, серебряные глаза блеснули в полумраке.
– Хотите посмотреть на товарища Троцкого? – сказала она.
Никодим поглядел в узкое окошко и увидел, что снаружи стоит сиреневатый густой свет, река пропала в тумане, скопившемся над водой, но небо оставалось чистым, лишь луна стала бледная и полупрозрачная, как льдинка.
– Как это возможно? – удивился он, но женщина уже встала и, подойдя к крохотному сундучку, который он попервоначалу не заметил, поставила его на стол и открыла крышку. В крышку было вделано зеркало, и он видел бледное в сумраке лицо Янки, и зеленое – женщины с Марса, и обе сидели одинаково, подперев рукой щеку.
– Только пролетариат, вооруженный знанием, – начал он, но лицо Янки в зеркале заволокло туманом и багровым светом, и он увидел человека с торчащей вверх гривой жестких черных волос, с блестевшими на носу круглыми очками, в черной кожаной куртке, почти такой же, как у него самого, он говорил что-то, вздернув кверху руку, сжатую в кулак. Человек стоял на кафедре в белом зале с колоннами, а перед ним волновалось море лиц, и люди кричали что-то, и вся сцена была залита ярким, белым светом…
– Вот это и есть электричество, товарищ марсианка, – сказал он, жадно подавшись вперед.
– Да-да, – согласилась женщина.
– Так вот он какой, товарищ Троцкий… А товарища Ленина можно?
– Товарищ Ленин сейчас отдыхает, – строго сказала женщина.
– А… я могу послать сообщение товарищу Троцкому? Или Богданову?
– О чем? – удивилась зеленая женщина.
– О том, что я вступил в контакт с марсианскими товарищами хотя бы, – сказал Никодим, – вы ведь понимаете, это очень важно. Быть может, товарищ Богданов мечтал об этом всю жизнь.
– И вы тоже? – спросила женщина сочувственно.
– И я тоже… – Никодим кивнул. – Я набирал… книжку по
Он наклонился к женщине.
– Когда революция победит окончательно, – сказал он, – я обязательно пойду учиться астрономии. И еще, я думаю, нужно выпускать больше популярных журналов. Учить народ. Рассказывать, как это красиво. А тут еще и вы… Так могу я послать сообщение товарищу Богданову, пожалуйста, товарищ марсианка?
– К сожалению, нет, – сказала женщина, – ведь у него нет подобного устройства. Как же он вас услышит?
– Но у него наверняка есть телефон.
– К сожалению, – повторила женщина, – телефон и устройство, которое вы видите перед собой, работают на основе совершенно различных принципов.
Голос ее сделался строгий и скучный, и вся она вдруг стала похожа на суфражистку из их марксистского кружка. Он даже на миг забыл, что она зеленого цвета.
– Вам обязательно, обязательно надо объединиться с победившим пролетариатом, – сказал он серьезно. – Поддержать его.
– Мы обсудим это, товарищ Никодим, – строго сказала женщина, – такие вопросы с кондачка не решаются.
– Да, – сказал он, – да, конечно.
– А пока, если хотите, можем подлечить вашу революционную рану. Вы же доверяете нам, товарищ Никодим?
У нее голос был суше и строже, чем в начале разговора, и сама она была суше и строже, зеленые ее волосы сами собой свились в пучок, и теперь она очень напомнила Никодиму знакомую курсистку Бэллу из их марксистского кружка. Бэлла ему очень нравилась, не так как Янка, по-другому, с ней хотелось бок о бок стоять на баррикадах и умереть за правое дело.
– Да, – сказал он и облизнул сухие губы, – конечно. Действуйте, товарищ марсианка.
Вошла еще одна женщина, тоже зеленая, и стала в дверях, и по тому, как резко вырисовывается в дверном проеме ее фигура, он понял, что уже наступило утро. У второй зеленой женщины в руках была миска с водой, и эта вода бурлила сама по себе. Ловкими зелеными пальцами она размотала повязку на плече Никодима. Вода была не совсем вода, она пахла резко и остро, и женщина, улыбаясь ему добрыми и печальными серебряными глазами, промыла ему рану чистой холстиной. Он на миг ощутил резкое головокружение и странное жжение в плече, а потом увидел, как рану затягивает чистая розовая кожа.
Потом вторая марсианка вышла, а вместе с ней вышла и Янка, так тихо и незаметно, что он даже и не вспомнил, когда она встала из-за стола.
– Ваша наука далеко ушла вперед, – похвалил он оставшуюся женщину, – вы можете очень помочь нашим товарищам. У нас сейчас очень плохо с медициной. Тиф, ранения… Наши товарищи врачи делают все возможное…
– Надо посоветоваться, – сухо сказала женщина, – обсудить.
– Да, конечно. – Он на миг задумался, что-то тревожило его, как соринка в глазу. – А где же ваши мужчины?