Красный туман
Шрифт:
Магистр продолжал улыбаться, собственно - улыбка не сходила с его лица с момента, как Грифид вошел в зал. Верный признак поганого замысла. Канцлер не дал себя испугать. Пока что все попытки усача выбить из-под главы Конферата стул оборачивались против самого же измыслителя. По мнению Грифида стул под самим Лафредом держался весьма неустойчиво, и если магистр не одумается - что ж, придется помочь ему упасть.
– - Список я составлял самолично, Лафред, - храня уверенное спокойствие, напомнил канцлер, - все в соответствии с нашими законами и Напутствиями Создателей. Если у тебя есть сомнения в моей честности - отчего бы не
Усачу словесная порка ох, как не понравилась: улыбка треснула, щеки поплыли куда-то вниз, а усы обвисли крысиными хвостами.
Грифид наслаждался разгромной победой. Не будь он так болен - позабавятся бы со щенком еще. Канцлер же собирался закончить со списками добровольцев уже сегодня, и избавить себя от сомнительного удовольствия еще одного заседания Конферата.
И все же, к великому сожалению, Тарина ат-Моадера придется отпустить. Лафреда можно заткнуть на заседании Конферата, но, едва он покинет Зал славы, примется втрое усерднее раздувать эту мышиную возню. Жаль, жаль. Из Тарина вышел бы отличный доброволец: взять с него нечего, среди его многочисленной родни нет ни единого хоть сколько-то полезного Грифиду чиновника. Этого чудом избежавшего ножа кроля придется заменить одним из тех, на кого канцлер уже имел виды.
Проклятая баба, нет бы использовать свой складный рот для другого усердия!
Словно угадав его мысли, красавица осчастливила Грифида ослепительной улыбкой. Улыбка и деньги - этого добра у Найтэ было хоть отбавляй, и она разбрасывалась всем этим по малейшему поводу.
– - Я думаю, - заговорил горелый Адер, и канцлера обдало волной зловония, - что дух Тарина слаб, и в последний момент он может сломаться.
Дух слаб? Грифид мысленно воздел очи: ну да, трусливое укрывательство за словами. На самом деле сказанное следовало понимать как: купец не согласиться с участью и устроит такой визг, что весь честной люд сразу же смекнет что к чему.
– - Амброзия придаст ему сил, - полным безразличия голосом, подсказал Разар.
А это следовало понимать как: мы сделаем то же, что и всегда - опоим заклатую свинью дурманным зельем, и она не доставит хлопот.
– - Этот купечишко - мелкая сошка, - заревел Ивед. Он бы угрюм и до неприличия плечист, как для человека своей профессии.
– За что его упекли в темницу, канцлер?
– - Торговля из-под полы и сокрытие налогов, - бросил кто-то из магистров, скорее всего, первее остальных успевший прочесть в пергаментах сопроводительные приписки.
– - У этого червя барышей - мыши наплакали. А все потому, что корабли его стоят в порту уже второй десяток дней из-за бюрократических проволочек. В трюмах уже добрая половина товаров сгнила или пришла в негодность. Откуда же ему стать честным человеком, если детей кормить нечем.
Болван. Отчего Создатели даровали способность к аркане этой пустой башке? Неисповедимы пути их.
– - Стало быть, почтенный магистр, ты находишь возможным обворовывание государственной казны?
– поинтересовался Грифид, окружив себя мнимым безразличием. Кому другому за такие без разбирательства голову сняли бы тот час, а этому твердолобому хоть бы хны. И знает ведь, потому и треплет без опаски.
– Или Конферату следует как-то иначе понимать твои слова?
– - А мне дела нет, как ты, - Ивед обвел
Какой наивный. Грифиду сделалось скучно. Годы неумолимо берут свое: в былые времена словоблудие Иведа пробуждало в нем интерес, а теперь только усугубило головную боль.
– - Нашему другу Иведу следует чаще входить в народ, - хихикая, как молодуха, которую лапает пьяный солдат, отозвался Тарег.
– - Это еще зачем?
– недоуменно уставился на весельчака магистр.
– - Чтобы иметь понятие о том, какова на самом деле народная любовь. Я давно потешаю Конферат своим присутствием, и могу засвидетельствовать - добровольцев с каждым годом все меньше.
"Как будто кому-то нужны твои свидетельства".
– - По счастью, у Конферата целых тринадцать пар ушей и глаз, - напомнил Грифид, - чтобы видеть и слышать.
– - Какое полезное применение столь хрупким и никчемным отросткам человеческого тела, - продолжал ерничать Тарег.
Канцлер снова подумал о безвозвратно ушедших временах. Вот уже и речи Тарега не раздражают, а вносят приятную потеху.
– - Что за бесполезное скоморошество, - совершенно бесцветно встряла магитресса Виала.
– Если некому замолвить за ...
– Она тщетно силилась вспомнить имя виновника спора, но сдалась, - ... купца слово, то его кандидатура меня устраивает. А что до смирения, - она надменно посмотрела на Иведа, - то мне дела нет до его духовных воззрений. Создатели примут слугу своего и пошлют нам пророчество.
Ее поддержали Найтэ, Тарег и еще несколько магистров.
– - Напоминаю Конферату, что решение должно быть принято двумя третями голосов, а я вижу, - он пересчитал взглядом поднятые гусиные перья, - семерых. Неужели остальным нечего сказать?
"Если мы каждую кандидатуру будем так тщательно выбирать, то заседание продлится как раз до дня Высокого солнца".
Лок сидел с отрешенным видом, потирал рябую проплешину в жиденькой опушке волос и выглядел так, словно забрел на заседание совершенно случайно. Такие же мысли, должно быть, блуждают по лицу давшего обет целомудрия послушника, когда смешливые товарищи вталкивают его в бордель. Полное непонимание происходящего, хотя Локу как никому понятна суть происходящего. Ведь он - об этом старились не говорить - однажды сам был кандидатом из списка. Правда, случилось это в те времена, когда желающих отдать жизнь по добро воле находились сами и в количестве втрое большем от нужного числа. Прошение отвергли, но от Грифида не скрылась разительная перемена, что произошла с магистром с той поры.
"Почему бы тебе, лысый остолоп, не повторить прошение сейчас?
– мысленно обратился к Локу канцлер.
– Ручаюсь, я приму твое прошение. Отмою его слезами и выкажу искреннее сожаление о собственной никчемной жизни, в которой не довелось сотворить ничего путного, с чем было бы не стыдно податься на глаза Создателям".
Справедливости ради, Лок был еще большей серостью. Может от стыда подохнуть хотел, а может, от чего-то другого. Грифиду до его резонов дела не было, тем более, что лысый магистр не проявлял рвения лечь под жертвенный нож.