Красный туман

Субботина Айя

Немой вопрос канцлера переместился на женоподобного Банси. Тут все ясно. У дождевого червя хребет крепче, чем у этого тощего существа. Назвать Банси мужчиной язык не поворачивался: куда ни глянь - везде мягко и аккуратно, и сам магистр неизменно ладно причесан с использованием разных бабских ухищрений для завивки волос. Тьфу, смотреть тошно! Даже магистрская мантия сидит на нем претенциозно и вычурно. Чистоплюй и прихлебатель, чьих благодетелей канцлеру пока не удалось вычислить. Наверняка, какой-то толстосум, падкий на пригожих и трепетных юношей. Этот поднимет перо, как только

наберется нужное количество, и не раньше. Он лучше выпьет содержимое своего ночного горшка, чем возьмет на себя хоть каплю ответственности. Правда, чего греха таить, в безвольности парнишки был несомненный плюс, точнее минус - ко всем голосованиям, которые канцлер пытался решить в свою пользу. Марионетками, неспособными на ответственность, легко манипулировать.

"Нужно разузнать, кто стоит за его спиной", - положил не забыть Грифид, и перевел взгляд на Сенета. Этот как раз пожирал глазами красотку магитрессу. Ее степенно вздымающиеся округлости интересовали его куда больше обсуждаемой жизни. Или, вернее сказать, смерти. Тут все просто: Сенета известный в узких кругах садист и душегуб. Отвлекся на груди Найтэ, вот и забыл поднять перо. Канцлер собирался поправить эту ошибку.

– - Уважаемый Сенета, вы не желаете поднять свое перо?
– Грифид не боялся говорить открыто. Все знают, что между "помиловать" и "казнить" канцлер Сенека выберет первое.

Названный с сожалением оторвал взгляд от прелестницы и воздел перо, не удосужившись сопроводить его словами. Но они и верно ни к чему.

Ивед недобро зыркнул на него, но Сенка снова устремился в глубины декольте молодой магитрессы.

– - Восемь, - громко возвестил Конферат канцлер.
– Купец Тарин ат-Моадер признается достойным участи отправиться на пиршество Создателей, о чем будет извещен со всеми надлежащими почестями.

Лафред разулыбался, предвкушая пригоршню сплетен, которые его шпионы уже завтра начнут сеять между людьми.

Грифид высморкался, более не в силах сдерживать вновь хлынувший из ноздрей поток.

– - Я вижу среди кандидатов почтенного Кантро ат-Нара, - заговорил толстяк Бледри.
– Что это ему в голову взбрело?

– - Подкуп, друг мой, подкуп, - сказал канцлер. В бумагах четко указаны провинности, и полнощекий плут, самый въедливый до букв, прочел их все.
– Стыд и раскаяние велят ему поступить по чести.
– "Которой у него отродясь не было".

– - Подкуп был так велик?
– продолжал игру Бледри.

– - Значителен, - уклончиво сказал Грифид.

– - Не в ту мошну его клал, видать, - как дымоход, гудел Ивед, - иначе не сидел бы в темнице.

"Ты блеешь, как овца, вопрошая милости волков для другой овцы".

Тарег мгновенно вспетушился, одну руку приложил к уху, а палец другой прижал к губам, прося тишины.

– - Вот... вот... Я слышу. Что же это? Сожаление?
– Тарег, весь само соболезнование, покачал Иведу головой.
– Почтенному магистру прискорбно, что тяжкая ноша эрбов миновала его кошель.

– - Да что ты мелешь?!
– взвился тот. Не сиди они по разные стороны стола - быть комедианту избитым.

– - На заседания Конферата стали показывать петушиные бои?
–

учтиво поинтересовался молчавший все это время магистр Шеан.

"А ведь он прав", - не мог не согласиться Грифид.

– - Я взываю к разуму почтенных магистров и прошу прекратить пускать ртом бесполезную требуху.

Не очень приличествуя положению сидящих за столом магистров фраза, но она возымела действие. Часть успокоилась, Ивег махнул на комедианта рукой, а Тарег, поняв, что нет желающих поддаться на его мелкое царапанье, скис и с обиженной миной вжался в кресло.

– - Канцлер, - сквозь застой тишины, прорезался шепелявый голос Бредли, - я бы хотел похлопотать об участи Кантро ат-Нара. Если почтенные магистры разрешат мне сказать несколько слов...

– - Говори уже, ради Создателей, - перебил щекастого Грифид. Простуда неумолимо давала о себе знать. Одним Создателям известно, сколько еще он продержится.

– - Я давно знаю Кантро. Он выходец из добропорядочной и славной семьи, его родители, пусть Скорбная будет к ним милостива, с давних времен служили Риилморскому трону.

– - Которого уже нет, - напомнила Веара.

Грифид мысленно воздел очи небесам. Толсятк что, решил уморить их длинным пересказом всех заслуг давно сдохнувших торгашей? О, Создатели, сегодня вы поистине в дурном расположении духа.

– - Конферат помнит все заслуги, когда-либо оказанные государству, - сказал он, хоть на самом деле имел смутное представление о чем вообще идет речь.
– Надеюсь, почтенный Бледри, ты не собираешься тратить драгоценное время Конферата на обсуждение почестей, которые давно проели? И напомню тебе, что сын за отца не в ответе, равно как и заслуги предков - не щит, за которым можно укрыть злодейские профанации.

Щекастый магистр сузил и без того крохотные, по-рыбьи выпученные глазки. Уж он точно помнит значение этих слов и если его мозг окончательно не сгинул в жиру, то помнит, чем именно обязан Грифиду лично.

– - Я лишь хотел сказать, что у Кантро ... мог погорячиться. Знаете ли, все мы бываем невоздержанным, поддаемся порывам, оглядываясь на которые нам хочется поскорее свести счеты с жизнью, чтобы сохранить добытое предками доброе имя. Думаю, Конферат поступит разумно, разрешив этому человеку обдумать свое решение. Я лично готов похлопотать о том, чтобы магистрам сторицей вернулась их благодетельность.

Каждый сидящий в Зале славы услышал то, что следовало. Грифид всматривался в лица и слышал звон эрбов в головах. Да и сам задним умом подсчитывал, на сколько раскошелится купец. Кантро - не из бедных, на допросах верещал и обделывался от одного только вида пыточных щипцов. Из этого гуся можно вытрясти не одно золотое яйцо.

– - Что скажет Конферат?
– для приличия вопросил канцлер.

На этот раз магистры проявили единодушие, и имя торговца покинуло список.

Далее следовало решить участь остальных. За хозяйку борделя похлопотал Шеан - все знали, что матрона Эва раз в месяц ходит к магистру на поклон и исправно платит умасливание: монетами и невызревшими девочками. Грифид поморщился, стараясь не думать о гадостных пристрастиях стареющего ловеласа.