Красный Вервольф 5
Шрифт:
Она выскочила из салона, на мгновение прижалась ко мне, впившись губам в мои губы. Это было что угодно, но только не притворство. Я с трудом оторвал ее пальцы, вцепившиеся в отвороты моего полковничьего мундира. Бросив на меня прощальный взгляд, фройляйн Зунд поспешила в сторону леса. Умница. Надела сапожки, а не туфельки на каблуках. Заставив себя не смотреть ей вслед, я кинулся к своему тайнику под днищем автомобиля. Вынул из него три гранаты и сунул их за пазуху, потом вытащил пулемет.
Посмотрел в сторону стрелков. Они увлеченно палили по моим соотечественникам.
Открыл затвор, заправил ленту. Так, пулемет готов к стрельбе. Теперь нужно решить вопрос с мотоциклистами. Вынув гранаты, я почти ползком двинулся вдоль канавы в их сторону. Гогочут твари, аплодируют. Ну вот вам еще аплодисменты! Одну за другой выдергивая чеки, я швырнул гранаты в мотоциклы. Взрывы раздались уже тогда, когда я, пригибаясь, бросился обратно к пулемету, рискуя быть задетым осколками. Пронесло. Схватив тяжеленную, одиннадцатикилограммовую «циркулярную пилу Гитлера», нажал на спусковой крючок, целясь таким образом, чтобы пули не ушли в поле.
Ошеломленные нападением сзади, фрицы не успели сообразить, кто по ним пуляет. Они валились в буквальном смысле, как подкошенные. Когда я приблизился к этим горе-охотничкам, некоторые еще елозили мордами в кровавой грязи. Пришлось их добить из милосердия. Оберштурмфюрер даже попытался пальнуть в меня из своего «люгера», но мой «парабеллум» пресек его смрадную жизнь. Профессора кислых щей я тоже зацепил из пулемета, но добивать не стал. Пусть пока поживет. Вышел на край поля, закричал, стараясь перекрыть лай собак:
— Товарищи! Давайте сюда! Берите оружие! К лесу нельзя! Там засада!
Многие услышали, а может просто догадались, что орущий и размахивающий руками мужик в изгвазданном эсэсовском мундире только что положил десяток с лишним фрицев, и тут же кинулись к колонне машин. Собаки — за ними. Жаль, не мог я шарахнуть по этим шавкам из «пилы Гитлера», не боясь задеть красноармейцев. Пришлось отстреливать точечно, из «парабеллума». Овчарки визжали, крутились, но не отступали. Тогда военнопленные начали хватать трупы убитых и отмахиваться ими от живых.
Такая атака смутила псов. Они, видать, решили, что сородичи напали на них и принялись грызться между собой. Красноармейцы, воспользовавшись суматохой, преодолели остаток расстояния, отделявшего их от вожделенного оружия. Они хватали пистолеты, винтовки, автоматы, яростно пиная трупы врагов. Раненый Венцель, подняв руки, умолял о пощаде. Пришлось его заслонить собой. Хорошо хоть, что пленные не пальнули сгоряча. А то ведь реакция на все эти немецкие витые погончики да нашивочки у них одна.
— Товарищи, внимание! — обратился я к ним. — Оружие и машины, кроме вон того «Опеля Адмирала», в вашем распоряжении.
— Есть, — послышались голоса.
— Кто старший?
— Я! — выступил вперед истощенный, в ободранной зэковской полосатой робе, но на удивление чисто выбритый военнопленный. — Комбриг Серпилов!
— Здравия желаю, товарищ генерал! — откликнулся я и, не удержавшись, спросил: — Как же вы выжили?
— Не нашлось среди бойцов стукача, — хмыкнул он. — А те, кто нашелся… Сами догадываетесь… Вашей фамилии не спрашиваю, дорогой товарищ, понимаю.
— У меня к вам просьба, товарищ генерал. Возьмите этого немца с собой. Перевяжите. И доставьте к партизанам. Его зовут Генрих Венцель. Выдает себя за немецкого профессора из города Марбурга, но есть подозрение, что он работает на Аненербе и связан с проектом «Звездный огонь». Передайте это все командованию партизанского отряда. Это очень важно!
— Я все запомнил. Передам обязательно.
— Если спросят, от кого такие сведения, скажете — от Красного Вервольфа.
— Хорошо, товарищ! — Серпилов обнял меня и шепнул: — Спасибо, друг… До конца дней своих не забуду!
— До свидания, товарищи! — сказал я. — Бейте фашистскую мразь, сколько сможете. А у меня еще дела.
— Спасибо, брат!.. До свидания!.. Век не забудем!.. Вернись живым!.. — напутствовали они меня.
Помахав им рукой, я подобрал пулемет и вернулся к своей машине, спрятал его обратно в тайник. Завел движок и погнал к лесу. Не хотелось мне, чтобы Марту эти твари разорвали на куски, когда она, меня не дождавшись, пристрелит Штернхоффера. Перед въездом в лес, я остановился и выглянул. Несколько машин и мотоциклы разворачивались, чтобы двинутся в сторону шоссе. На головах тех красноармейцев, которые сели на мотоциклы, поблескивали немецкие каски. Молодцы, мужики! Незачем себя заранее обнаруживать перед противником.
Я захлопнул дверцу и дал по газам. Одновременно отчаянно нажимая на клаксон. В лесу проселок вилял больше, чем в полях, к тому же под колеса то и дело попадались корни деревьев. Так что езда получалась веселой. Поднятый мною шум не мог не привлечь внимания, засевших в лесу «охотничков». И когда на дорогу вышел эсэсовец и поднял руку, я с удовольствием нажал на тормоза. Почти вывалившись из салона, я истошно заорал, совсем, как киношный фриц:
— Партизанен! Партизанен!
— Кто вы такой? — подозрительно на меня уставившись, спросил комендант. — Разве у вас есть приглашение?
Я молча вытащил из кармана и приглашение и липовые документы на спецсотрудника группы «А» службы безопасности. Если фашисты заподозрят липу, то у меня останется лишь один шанс выполнить задуманное. Последний. «Парабеллум» у меня отнял шарфюрер, который командовал охраной коменданта, свою верную заточку я брать с собой не стал, но руки и ноги мои при мне, и я сумею ими воспользоваться, что отвернуть головенку этому гаденышу. Жаль только, что Марту мне не спасти.