Кремлевские войны
Шрифт:
И тут появилось сообщение, что Николов в третий раз создает ту же, по сути, организацию, начинает новую игру, с нуля. Вот этой возможности нельзя было упустить. Генрих Шмидт собрал свободные средства – получилось ровно двести тысяч – и вложил их в «Новую Надежду» Николова. Рассчитал: будет держать деньги в новой пирамиде ровно полгода. Столько она должна просуществовать. Потом сразу заберет. Может, «НННН» и еще протянет, но это будет уже риск, и риск неоправданный. Он и так заработает свои сто тысяч сверху. На эти деньги можно будет построить новый магазин. А еще можно будет
…Тысячи людей по всей стране в эти дни принимали решение вложить деньги в новую, третью по счету структуру Николова. У них были разные причины это сделать, по-разному они подходили к этому решению: кто после точного и детального расчета, кто в расчете на «авось». Но в результате их решений на счетах новой пирамиды в короткий срок появились сотни миллионов рублей. И Николов действительно смог выполнить свое обещание: кое-кто из вкладчиков прежней «ННН» смог получить свои деньги.
Глава 15 Козел отпущения
Лязгнул засов, тяжелая металлическая дверь отворилась, и Алексей Константинович, сопровождаемый адвокатом Бортником, вошел в здание тюрьмы. Прямо уходил широкий коридор, в конце которого виднелась еще одна дверь. Тарасов уже было собрался направиться по нему, но сопровождавшая их женщина в форме свернула налево. Да и Борис Львович Бортник уверенно направился в ту же сторону.
– Комната для свиданий там, – пояснил он Тарасову.
– А там – прямо?
– Это проход в санпропускник и другие помещения, где происходит прием заключенных, – сказал адвокат.
«Вон меня куда потянуло, – подумал вице-премьер и невольно усмехнулся. – Видно, готовлюсь. Может, уже готов».
Они поднялись на несколько ступенек, вошли в другой коридор. Здесь было почище, посветлее; ничто не напоминало тюрьму. Возле одной из дверей сопровождающая остановилась.
– Вам сюда, – коротко сказала она.
В комнате, куда они вошли, не было никакой мебели – только стол посередине да несколько стульев. Вошедшие сели. Бортник водрузил на стол свой объемистый портфель, достал нужную папку. Вел он себя совершенно спокойно, уверенно, словно находился не в тюрьме, а в каком-то обычном, мирном учреждении. «Как у нас на совещании в правительстве», – подумал Тарасов. Сам вице-премьер нервничал; принять происходящее как нечто обычное он не мог.
Открылась дверь в другом конце комнаты, и в сопровождении конвоира вошел Алмазов. Он был в костюме – не том, в котором ушел тогда с работы и был задержан, а в другом, попроще. Его, как и смену белья, Егору принесла мама – она первая добилась свидания с арестованным.
Алексей Константинович отметил, что Алмазов немного бледнее, чем обычно. На щеках виднелась трехдневная щетина, что было непривычно – как и другие чиновники, Алмазов всегда приходил на работу гладко выбритым.
При виде своего подчиненного вице-премьер встал, они обменялись рукопожатием. Бортник тоже привстал, пожал руку подзащитному.
– Здравствуйте, Егор Борисович, – произнес Тарасов, стараясь вложить в голос все сочувствие и желание
– Спасибо, вполне нормально, – отвечал референт.
Они сели.
– Я был просто потрясен, когда узнал о вашем аресте, – сказал Алексей Константинович. – Потрясен и возмущен. Я уже выразил свое возмущение главе Следственного комитета и Генеральному прокурору, изложил им свои соображения по этому поводу. И я хочу вас заверить, что буду добиваться вашего освобождения всеми возможными средствами. Использую все рычаги, которые только есть в моем распоряжении! Если потребуется, дойду до самого верха!
– Спасибо, – вновь поблагодарил Алмазов. – Мне Борис Львович уже передавал ваши слова… и пожелания… Я весьма признателен. Только мне кажется, что добиться моего освобождения будет довольно трудно. Мне кажется, они собираются затеять большой процесс с моим участием. Я там буду главной фигурой. Но ударить они хотят не по мне или Николову – по вам. Поэтому они тоже будут нажимать на все рычаги, но с другой целью – чтобы оставить меня здесь.
– Так они вас обвиняют в связях с Николовым? – спросил Тарасов.
– Ну да. В создании фонда, на счет которого поступали неконтролируемые денежные средства, а главное – в том, что эти средства поступали из организации «ННН».
– И как же мы будем отвечать на эти обвинения? – спросил Тарасов, повернувшись к адвокату.
– Я уже говорил Егору Борисовичу, что у нас есть два основных пункта защиты, – заявил Бортник. – Во-первых, мы категорически отрицаем элемент сговора с мошенником Николовым. Вы, Егор Борисович, должны твердо запомнить и все время повторять, что у вас не было встреч с Николовым и вы не заключали с ним никаких договоренностей, в том числе и устных. Пусть следователь предъявляет вам чьи угодно показания о том, что такие встречи были, – вы должны упрямо твердить, что их не было.
– Но сам Николов может подтвердить, что такие встречи были, – возразил Алмазов. – И что мы с ним договорились о…
– Ни о чем вы не договорились! – воскликнул Бортник, блеснув очками. – Мало ли что скажет известный обманщик! И потом, чтобы он что-то сказал, им надо его еще поймать. А насколько мне известно, пока это не удается сделать. Господин махинатор очень умело спрятался.
– Так Николов не арестован? – удивился Алмазов. – Да, это хорошо… хорошо… Но какой смысл отрицать наличие договоренностей, если он перечислил в наш фонд свыше миллиарда рублей? Мне следователь так и говорит: зачем бы он стал перечислять, если у вас не было договора?
– Но вы, я надеюсь, не попались на эту удочку? – с тревогой спросил адвокат. – Не подтвердили, что такие встречи были, что договоренности тоже были?
– Нет, я делал, как вы сказали, – тупо твердил, что знать ничего не знаю, – отвечал Алмазов. – Хотя, если честно признать, мне трудно отрицать очевидные вещи и утверждать явную нелепость.
– Какую именно нелепость, позвольте спросить? – вскинул голову Бортник.
– Что Николов перечислял нам… то есть в наш фонд деньги просто так. Скажем, из патриотических соображений.