Крепость в Лихолесье
Шрифт:
На какое-то мгновение Гэджу стало знобко и неуютно, он почувствовал себя не в своей тарелке — все здесь было каким-то чужим, незнакомым, неприветливым, равнодушным. Грязные столы, низкие закопченные своды, подвешенное под потолком вместо светильника деревянное колесо, безучастные физиономии незнакомых людей с загорелой кожей и волосами цвета спелой пшеницы… Заводилой в веселой компании был жилистый парень со шрамом на щеке: бранясь и горячась, он азартно доказывал всем и каждому, что сумеет зараз выпить бутыль сидра, не прикасаясь к ней руками. И правда: под одобрительно-подбадривающие возгласы
Гэндальф, к счастью, вскоре вернулся, поставил на стол две больших кружки с пивом. Бросил на лавку свой плащ и заплечную котомку, снял шляпу и устало плюхнулся на скамью.
— Комнаты для постояльцев хозяева не сдают, но в виде исключения отыщут для нас какой-нибудь тихий уголок. Ну, устроимся как-нибудь… хорошо, что не придется спать во дворе под открытым небом. Впрочем, есть новости и получше — тут подают дивные тыквенные пироги всего по пол-грошика за фунт… Неплохо, а?
Гэдж, мучимый жаждой, жадно глотал принесенное магом горькое пойло, которое оказалось вовсе не пивом, а травяным элем, отчетливо попахивающим полынью. Орку казалось, что пироги с тыквой — не та вещь, которой следует очень уж радоваться, но он счел за лучшее промолчать. О местных ценах на провизию в целом и на тыквенные пироги в частности орк имел довольно смутное представление.
— У меня есть деньги, — он поспешно сунул руку в сумку, нащупывая там мягкий кожаный бок кошеля с несколькими медными монетами, которые Гэджу удалось заработать еще в Изенгарде, таская воду для госпожи Норвет.
— Не нужно. — Волшебник бросил в рот дольку высушенного яблока. — Сегодня угощение за мной, лады?
— Но… я не хочу быть для тебя… в тягость. И вообще…
Гэндальф поморщился.
— Не переживай, найдем мы применение твоим грошам. Нам же еще надо купить провизию… Впрочем, завтра, я надеюсь, представится возможность малость подзаработать.
«Каким образом?» — хотел спросить Гэдж, но тут явился трактирщик с подносом, на котором стояли две плошки с постной луковой похлебкой и тарелка с ломтями тыквенного пирога.
— Благодарствую, хозяин. — Гэндальф широко улыбался — не то трактирщику, не то пирогу.
— На здоровье, люди добрые! — Трактирщик был лыс, как коленка, но зато усы у него оказались примечательные — густые, длинные и вислые, точно у моржа. — Далече направляетесь?
— В крепостицу на Каменистой гряде, — сдержанно отозвался волшебник.
— Правда? — Трактирщик подозрительно пошевелил моржовьими усами. — А вас там ждут?
— Воевода Астахар — мой давний товарищ, — небрежно заметил Гэндальф. — Друг детства, знаете ли.
— Вон оно как… — Трактирщик заметно поскучнел. Упоминание о «друге детства» воеводе Астахаре явно удержало его от дальнейших расспросов. Посмотрел в залитое дождем окно. — Погодка-то нынче какая, а?
— Не
— Конечно, конечно. — Трактирщик внимательно посмотрел на Гэджа, который, допивая пиво, запрокинул голову; капюшон упал с головы орка и, прежде, чем Гэдж успел накинуть его снова, пронырливый Мерт, надо полагать, успел великолепно разглядеть его темную кожу, черные волосы и своеобразные черты лица. — Примечательный, однако, у вас парнишка, почтенный.
Гэдж обомлел. Закашлялся — проклятый эль встал ему поперек горла.
Гэндальф непринужденно закинул ногу на ногу. Лениво опустил руку в карман.
— Да, он… мой слуга. И я, знаете ли, его ценю, — сказал он спокойно. — Так что, любезный Мерт, мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь ненароком узнал о том, что он такой… особенный. Я надеюсь, вы понимаете? — И Гэдж, к стыду своему, заметил, как волшебник быстро всунул в ладонь трактирщика серебряную монету.
— Ну разумеется, господин. — С загадочной ухмылкой на устах Мерт поклонился. — Можете быть спокойны, никто ничего не проведает… от меня, по крайней мере. Но все же я советовал бы вам впредь быть поосторожнее, с вашим-то… слугой. Или вы не слышали, какие вести нынче приходят с севера? Всякое, знаете ли, может случиться… — Он обеспокоенно покачал головой и, бросив на Гэджа еще один быстрый, какой-то до неприятности липкий взгляд, наконец ретировался.
Гэдж с облегчением перевел дух.
— Т-ты… дал ему денег, ч-чтобы он молчал обо мне! — сказал он волшебнику, слегка запинаясь: эль, дрянной и вонючий, оказался на удивление крепким и ударил ему в голову. — Это так п-противно…
— Да и леший бы с ним! — пробормотал Гэндальф. Он проводил трактирщика мрачным задумчивым взглядом. — Не нравится мне его ухмылка… Ну да ладно, делать нечего, не пойдешь же теперь ночевать на улице под дождем. Будем надеяться, что в действительности этот хлыщ куда более честный и порядочный человек, чем заставляет о себе думать… Ладно, давай поужинаем — и на боковую.
* * *
Для ночлега им отвели каморку под самой крышей, крохотную, как чулан, наполненную терпким запахом сухих трав, пучками висевших под потолочными балками. Шуршала где-то под ворохом грязного тряпья мышь, пиликал сверчок в трещине печной трубы, гром еще временами погромыхивал над селением, но уже как-то лениво и вяло, без прежнего азарта. Крохотное оконце было залито струями воды. Дождь гулко и сильно стучался по деревянному карнизу — будто кто-то беспрерывно бросал в окошко горсти пшена — и, засыпая на брошенном на пол соломенном тюфяке, Гэдж слышал этот бесконечный умиротворяющий стук…
Утром его разбудил Гэндальф.
— Мне нужно уйти, — сказал он орку. — Ненадолго. Когда я выйду, запри дверь на засов и никому не открывай, понял? В разговоры тоже не вступай. Я постараюсь обернуться как можно быстрее.
Гэдж кивнул.
Волшебник ушел. Орк запер за ним дверь, потом еще некоторое время лежал в полудреме на соломенном тюфяке, затем поднялся, умылся над деревянной лоханью, позавтракал куском овсяной лепешки, которую Гэндальф принес утром из трактира. Выглянул в окно…