Крепость в Лихолесье
Шрифт:
— Проклятие! Только этого не хватало! Ладно, пусть подъедет поближе.
Что-то навалилось на Гэджа сверху, придавило его ко дну телеги — видно, Шрам плюхнулся на орка, точно тот и впрямь был мешком с соломой. Хуже того: Гэдж почувствовал, как что-то острое — и на этот раз определенно не палка — кольнуло его под ребра.
— Лежи тихо! — злобно прошипел Шрам, и в голосе его, тихом и яростном, был лязг захлопнувшегося капкана. — Вздумаешь дернуться или голос подать — прирежу, как кролика.
Приближающийся стук копыт бешено нарастал.
— Стойте! — раздался окрик.
Гэдж едва не зарыдал от счастья — это был голос
— Ну-ка остановитесь! — потребовал волшебник. Судя по топоту копыт, он объехал разбойничий экипаж спереди и взял испуганно всхрапнувшую лошадь под уздцы. Телега остановилась.
— Чего тебе надо, дед? — недружелюбно спросил Хрипатый. — По какому праву останавливаешь на дороге добрых благонравных крестьян, тихо-мирно едущих на дальние выселки? Староват ты для того, чтобы на тракте разбойничать, тебе уж поди могильные черви с погоста приветы шлют.
— Это куда же держат путь добрые благонравные крестьяне, на какие-такие дальние выселки? — небрежно и невозмутимо поинтересовался Гэндальф. — Уж не в крепость ли на Каменистой гряде, к господину Астахару, за обещанным вознаграждением в пару золотых монет? Как мило! Возьмете меня в долю, а? Вместо вашего толстомордого дружка, который, сдается мне, уже выбыл из игры.
Возникла пауза. Гэдж представил себе, как Шрам и Хрипатый настороженно переглядываются, пытаясь согласовать дальнейшие действия. Орк изо всех сил ломал голову над тем, как дать волшебнику о себе знать, но не смел даже пошевельнуться — острый нож Шрама по-прежнему упирался прямиком в его печень.
— Где мальчишка? — отрывисто спросил Гэндальф, и резкий вопрос прозвучал хлёстко, словно удар бича. — Ну-ка слезай с телеги. — Это, по-видимому, было адресовано Шраму.
— Шёл бы ты… своей дорогой, дедуля, — сквозь зубы посоветовал тот. — Ты нас не знаешь, и мы тебя не видели… равно как и твоего мальчишку, понял? Мы едем по своим делам, никого не трогаем, с орками не якшаемся… в отличие от некоторых. Вот и разойдемся по-хорошему, ладненько?
— Непременно. Только без своего мальчишки я отсюда не уйду. — И Гэдж мог бы поклясться, что услышал легкий серебристый звон клинка, покидающего ножны.
— Но-но, — предостерегающе произнес Шрам. — Убери-ка железку, старый… Не ты один горазд по пьяни мечом махать.
— Слезай с телеги! — велел Гэндальф. — Живо!
И тут что-то произошло. Кто-то — Хрипатый? — издал горлом злобный, какой-то по-звериному хищный рык. Раздался короткий, стремительный лязг скрестившегося оружия. Телега качнулась. Острие ножа, царапавшее орку бок, исчезло, равно как и тяжесть, придавливавшая его к доскам настила — Шрам вскочил. Испуганно, пронзительно заржала лошадь и шарахнулась в сторону. Что-то шумно грянулось рядом с телегой. Кто-то очень громко, отчетливо произнёс: «Ой!».
— А-а-а! — завопил вдруг Хрипатый; Гэдж никогда и представить не мог, что у него может оказаться такой визгливый, пронзительный и отвратительный голос. — Убивают! Люди добрые! Что же это творится! Грабеж и разбой! Среди бела дня! Убивают!
Вновь зазвенело оружие. Кто-то тоненько испуганно завыл, захрипел, затопал, затрещали какие-то кусты…
И стало светло.
Гэндальф сорвал с орка закрывавшую его с головой груду мешковины, перерезал верёвки, поддев их острием меча, и Гэдж наконец-то сумел вздохнуть, шевельнуться, выплюнуть изо рта опостылевший кляп. Волшебник сидел верхом на неоседланной кобыле, держа
— Ты жив? Цел? В порядке? — Гэндальф окинул орка с головы до ног быстрым испытующим взглядом. — Садись на лошадь за моей спиной, и поехали!
— П-погоди. — Внезапно вырванный из душной пыльной темноты на солнечный свет, Гэдж с трудом осознавал, что происходит вокруг; его мутило, руки и ноги, затекшие до окаменелости, дрожали и не слушались, голова шла кругом. — Моя сумка…
— Она у меня. Едем, едем! Живее!
С трудом принуждая к повиновению онемевшее тело, Гэдж кое-как поднялся на ноги. Гэндальф помог ему перебраться через бортик телеги и умоститься на голой, скользкой, неудобной лошадиной спине. Орку совершенно не приходилось раньше ездить верхом, тем более без седла — и он, собственно, еще раз убедился в том, что не многое потерял: вцепившись в пояс волшебника, он болтался за спиной Гэндальфа, как куль с отрубями, сосредоточив все свои усилия на том, чтобы не упасть — волшебник гнал несчастную кобылу галопом. Ноги Гэджа безвольно болтались, не находя опоры, лошадиная спина ходила ходуном, пыльная дорога стремительно уносилась назад; наконец, когда, казалось орку, он вот-вот, обессилев, соскользнет с потного крупа прямо под копыта обезумевшей кобылы, они остановились — достигнув небольшой рощицы на склоне невысокого холма. Волшебник легко спрыгнул на землю, и Гэдж, весь покрытый потом и пылью, свалился с лошади следом за ним; все его внутренности, казалось орку, перемешались в животе подобно хорошо взбитому гоголь-моголю, и он едва мог ходить — боль в ногах и спине при каждом шаге так и гнула его в бараний рог.
— Всё, — сказал Гэндальф, — дальше не поедем. Думаю, погони за нами не будет…
— Погони? — Гэдж с трудом переводил дух. — За нами?
— Полагаю, наши бойкие друзья намеревались и меня заодно сдать в руки Астахара как «подозрительную личность». Подослали ко мне какого-то мордоворота…
Гэдж сидел на земле, обхватив голову руками, отчаянно пытаясь прийти в себя.
— Что… что произошло? — Впрочем, он даже не особенно нуждался в ответе. — Это… трактирщик Мерт… разболтал им о том, что я — орк?
— Он самый. — Гэндальф ласково поглаживал по шее взмыленную кобылу. — Впрочем, он… очень искренне признал свою ошибку, когда я полчаса назад явился к нему за разъяснениями.
— Могу себе представить, — пробормотал Гэдж. В душе его было гадко, как в грязной плевательнице. — Наверно, он был не очень-то рад тебя видеть.
— Ну, что ты, мы с ним очень мило и содержательно потолковали. После чего он даже любезно предложил мне коня, дабы я мог пуститься вослед нашим славным новообретенным знакомцам. Не сомневаюсь, что наша беседа заставила его несколько по-иному взглянуть на некоторые вещи.
Гэдж мрачно молчал. Где-то высоко вверху, в кронах деревьев, прошелестел ветер, смахнул на землю несколько скрученных, сожженных зноем бурых листочков. Кобыла, все еще тяжело поводя боками, отошла в глубину рощи, с ужасом кося глазом даже не на орка — на мага. Видимо, в её представлении волшебник рисовался настоящим извергом, мучителем всего живого: она была обычной рабочей лошадью, простой и честной, но уж никак не породистым рысаком-меарасом и не быстроногим скакуном благородных кровей. Гэдж спросил, едва шевеля губами: