Крепость в Лихолесье
Шрифт:
— Что?
Келеборн яростно потер пальцем висок.
— Назад они не вернулись.
— Что с ними случилось?
— Не знаю. Мы пытались выяснить их участь, но нам это не удалось… Я стараюсь не оставлять границы болот без внимания, но и бессмысленно рисковать своими воинами тоже не имею права, Митрандир. Видимо, тракт охраняется куда лучше, чем это можно предположить с первого взгляда.
Гэндальф устало ссутулился.
— Что ж, понимаю… Но тем больше вижу причин все-таки пробраться за болота и выяснить наконец, что там происходит, и
Келеборн обеспокоенно покачал головой. Мягко блеснул серебристый венец на его высоком бледном челе — символ королевской власти.
— Значит, ты так и не отказался от этой мысли…
— Не считаю возможным отказаться, Келеборн.
— А что тебе насчет твоей затеи сказал Саруман?
— Ничего определенного. Он также не дал себе труда, гм… должным образом оценить глубину вопроса.
— И поэтому ты позволил себе его мнением пренебречь.
— Потому что не нахожу его взгляд достаточно всесторонним.
— Ты погубишь сам себя, Гэндальф.
— Зато, возможно, спасу кого-то другого.
Эльф вздохнул. Он смотрел на мага, склонив голову к плечу — на его точеном, с тонкими чертами аристократичном лице выражалась та усталость и безграничное терпение, с которыми взрослый и умудренный жизненным опытом человек пытается растолковать прописные истины на редкость строптивому и наивному ребенку.
— Чудак ты, Гэндальф, ей-богу. За кого радеешь? За тех, кто тебя никогда в жизни в глаза не увидит и спасибо не скажет… Впрочем, не хочу с тобой спорить, ибо мы с тобой и без того находимся на грани ссоры, проистекающей единственно из твоего недомыслия и упрямства… Кстати. — Словно внезапно о чем-то припомнив — о чем-то не слишком важном, но тем не менее нуждающимся в замечании, — он деловито щелкнул пальцами. — Фаундил передал мне, что ты упоминал о некой вещице, имеющейся у твоего орка, на которую мне было бы любопытно взглянуть.
Гэндальф выпустил колечко дыма, полюбовался тем, как оно тает в воздухе, рассыпаясь на множество порхающих над головой мага крохотных пепельно-серых бабочек.
— Смею полагать, — мимоходом заметил он, — что именно поэтому Гэджу покамест отсыпали горстку благожелательности и не вынесли приговор…
Келеборн безмятежно разглядывал завитки искусной золотой вышивки на рукаве своего роскошного парчового одеяния.
— Ну так что?
Волшебник добыл из поясной сумки и положил на столик обломок амулета.
— Взгляни, Келеборн.
Эльф небрежно бросил взгляд на вещицу — и замер. Ощутимо вздрогнул всем телом. Взгляд его будто прикипел к амулету, внимательные синие глаза сузились и потемнели… В глубине их мелькнуло что-то странное, трудноуловимое: изумление, недоверие, печаль… ярость, горечь, неясная затаенная боль?
— Эт-то… не может быть… — Он прикусил губу и нахмурился. — Ты хочешь сказать, что эта вещица принадлежит орку?
— Я хочу сказать, что она была найдена вместе с ним.
Келеборн аккуратно, точно боясь обжечься, взял обломок, осмотрел его со всех
— Тебе известно, что это такое, Гэндальф?
— Э-э… «Сит-эстель»?
— И что ты о нем знаешь?
— Почти ничего. Только то, что, вероятно, амулет был выкован в Гондолине из «небесного железа», а потом, по всей видимости, утрачен…
— Утрачен? — медленно переспросил эльф. — Нет. Не утрачен… Не утрачен! — Он быстро отвернулся и прикрыл лицо ладонью.
Гэндальф смешался. Он, в общем-то, предполагал, что Келеборн окажется удивлен этой странной вещицей и даже в некоторой степени ею поражен, но никак не думал, что настолько поражен. Что-то с этим амулетом было не так… Какие-то неприятные думы он пробудил в душе эльфа, выворотил, как лопатой, пласт неких давних и тяжёлых воспоминаний — но, видимо, не настолько глубоко захороненных и поросших мхом, как это хотелось бы самому эльфу.
Келеборн медленно отнял руку от лица и взглянул на мага. Лик Владыки был белым, безжизненным и застывшим, точно глиняная маска, только губы странно, едва заметно кривились и подрагивали. Волшебник поразился произошедшей в нем перемене — куда девался встретивший его под сводами дворца сильный, уверенный в себе и высокомерный правитель? Какая-то неясная тень легла на красивое лицо эльфа — и оно разом постарело, осунулось; все тысячи и тысячи прожитых лет проступили сквозь тонкие черты, как рисунок сквозь промасленную бумагу, коснулись плеча Владыки и поставили на его бледное чело тяжелую мрачную печать бремени не-забвения.
— Что… произошло? — с тревогой пробормотал маг. От догадки, внезапно пришедшей ему на ум, он похолодел до корней волос — и ощущение совершенной им жуткой ошибки с ног до головы охватило его отвратительным лихорадочным ознобом. — Что это за амулет? Келеборн?
Эльф, словно очнувшись, зябко передернул плечами. Посмотрел на волшебника с кривой вымученной улыбкой.
— Амулет? Извини… я пока не могу тебе ничего сказать, Серый… Мне нужно более тщательно изучить эту вещицу, показать её Галадриэль и моим советникам, убедиться в её подлинности… Оставь обломок у меня на некоторое время. Ну, скажем, на пару дней.
— Я… — Гэндальф секунду помолчал, — обещал вернуть его Гэджу.
— Непременно вернешь — если выяснится, что в амулете ничего особенного нет. Но… не сейчас. Ты устал, и нуждаешься в отдыхе… думаю, мы с куда большей плодотворностью сможем продолжить нашу беседу поутру. Да! — Владыка небрежно позвонил в колокольчик, и на пороге талана бесшумно возникла фигура эльфа в просторном долгополом одеянии — тотчас же, как будто слуга стоял прямо за дверью. — Аглор, друг мой, проводи Митрандира в гостевой покой и проследи, чтобы он ни в чем не нуждался… Увидимся завтра, Гэндальф.