Крепость в Лихолесье
Шрифт:
— До возвращения Митрандира ты останешься здесь. Хворост для жаровни припасен возле входа, воду и кувшин для умывания найдешь рядом с лежанкой… впрочем, — добавил он мимоходом, — не думаю, что тебя это интересует. Ужин тебе сейчас принесут. — Он шагнул к выходу, но, прежде чем приподнять полог, на секунду остановился и небрежно бросил через плечо: — И помни: шатер будет под наблюдением… Поэтому лучше бы тебе не выходить отсюда без особой нужды, орк.
— Угу. А по нужде можно? — грубо спросил Гэдж.
Эльф поджал губы, лице его презрительно передернулось:
* * *
Келеборн встретил Гэндальфа на одном из нижних таланов дворца.
Владыка был один, не обремененный обществом ни своей златовласой супруги Галадриэль, ни кого-либо из свиты. Он в волнении мерил шагами небольшую, спрятанную в листве мэллорна уютную площадку и, едва завидев поднимающегося на талан волшебника, порывисто шагнул ему навстречу.
— Что ж, приветствую тебя, Митрандир… я давно ждал твоего визита, хотя, право слово, ожидал, что наша встреча окажется куда более теплой и дружественной.
— А что-то мешает ей быть таковой, Келеборн? — спокойно осведомился волшебник.
Он шагнул на талан — деревянный помост, установленный в развилке ветвей огромного сказочного дерева и обнесенный резными, увитыми зеленью изящными столбиками — и коротко поклонился.
Эльф не ответил волшебнику тем же. На лице его не было улыбки.
— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, Митрандир. Фаундил прислал мне весть о том, что ты явился в Лориэн не один, а с каким-то… орком! Меня это удивило… очень неприятно удивило, Гэндальф! Я как-то не думал, что ты не станешь считаться с древними клятвами и обычаями моего народа, более того — способен оскорбить их подобным пренебрежением. Я знаю, что ты редко позволяешь себе поступать безрассудно, но, клянусь, если ты сейчас не приведешь достаточно веских причин в объяснение своего поступка, я буду вынужден считать, что в кои-то веки ты повредился в уме.
Гэндальф медленно прошел вперед, через талан, тяжело опустился на лавку в углу под шатром нависавшей над ажурной аркой тёмной неподвижной листвы. Предстоящий разговор обещал быть не из простых, и заданный эльфом холодный и высокопарный тон был тому ярким подтверждением.
— Поверь, у меня действительно были на то важные причины, Келеборн.
Эльф нервно хрустнул пальцами.
— Может быть. И я хочу их услышать.
— Не стану томить тебя неизвестностью и все тебе объясню… раз уж ты полагаешь, что я непременно должен это сделать. Но прежде ответь — не приходили ли в Лориэн в последнее время какие-либо вести от Сарумана?
— От Курунира? — Келеборн как будто был удивлен. — Мы уже очень давно не получали от него никаких вестей… Почему ты о нем заговорил?
— Причина проста: Гэдж… этот орк, которого я привел с собой… его ученик и воспитанник. Вот, собственно, и все.
Он умолк, ожидая ответа, не глядя на эльфа, наблюдая, как перемигиваются за краем талана крохотные голубоватые светлячки. Вокруг — справа, слева, над головой —
Владыка секунду-другую молчал. Стоял, сложив руки на животе и прикрыв глаза — в лице его не дрогнул ни один мускул и фигура была неподвижна, как кладбищенское изваяние, лишь легкий ветерок играл прядью спадающих на плечи гладких молочно-серебристых волос.
— Воспитанник Сарумана? Орк? Что за… странный поступок, Митрандир? Я не ослышался?
— Никоим образом, Келеборн.
— Ну, знаешь… — Келеборн стянул и без того тонкие губы в ниточку. — Курунир всегда был скрытен, с причудами и себе на уме, и потому Галадриэль полагала за лучшее относиться к нему слегка настороженно. Но это, право, уже как-то… слишком!
Гэндальф внимательно изучал дивной красоты тончайшую резьбу на столбике арки и не считал нужным отрываться от этого занятия.
— Ну, меня этот поступок тоже удивил… поначалу. А потом я подумал: да в общем-то, почему бы и нет? Этот орк оказался на попечении Сарумана сущим младенцем и с детства был огражден от влияния родной, орочьей, среды. Курунир пестовал его, учил и воспитывал сообразно собственным целям… он сказал мне, что таким образом хотел провести некое любопытное изыскание, попробовать выяснить, насколько искажена фэа орков и возможно ли её каким-либо образом пробудить и восстановить.
— И ему это удалось?
— Пожалуй, скорее да, чем нет. У Гэджа довольно своеобразные, надо признать, взгляды на жизнь, но, уверяю тебя, он не несет в себе никакого зла. Так уж вышло, что, гм, временно он оказался под моим присмотром, и, приведя его сюда, я не был намерен ни оскорбить вас, ни, тем паче, заставить вас нарушить древний зарок. — Гэндальф добыл из своей котомки и выложил на столик письмо, присланное из Изенгарда. — Вот, прочти. Думаю, послание объяснит тебе, почему я привел Гэджа в Лориэн и был вынужден, даже того не желая, просить твоего гостеприимства.
Эльф молча взял письмо. Волшебник, сложив руки на коленях, спокойно смотрел в лес, в темноту бездонного окоёма, где посверкивали серебристые фонарики: мелодичное пение смолкло, но теперь неподалеку кто-то негромко наигрывал на флейте — и от этих печальных, навевающих светлую грусть нежных звуков сладко дрожало в груди и щемило сердце…
Ознакомившись с содержанием послания, Келеборн бросил его на столик и тоже задумчиво посмотрел в лес. Владыка пребывал в замешательстве и затруднении, которые нисколько не считал нужным скрывать.