Крепостной шпион
Шрифт:
Трипольский вытер пот. Он упёрся спиной в подрубленную берёзу. Когда дерево с хрустом повалилось, перекрывая дорогу, Андреич Андреевич перекрестился. Потом той же щепотью перекрестил снежный вихрь, оставленный санями.
— Анна Владиславовна, — прошептал он сквозь слёзы.
Трипольский посмотрел вверх на солнце, потом опустил глаза и посмотрел на приближающихся к нему тёмных всадников.
— Спаси Вас Бог, Анна Владиславовна, — прошептал он, — спаси Вас Бог.
И ещё через несколько минут Анна услышала позади на дороге пистолетные выстрелы и дикие крики.
В ответ на выстрелы
— Где Андрей? — приоткрывая глаза, спросила Аглая. — Где он?
— Всё в порядке, — не оборачиваясь, неистово размахивая длинным кнутом, отозвалась Анна. — Всё хорошо. Он скоро догонит нас.
В эту минуту она уже точно понимала, что несёт внутри плод и, что негодяй, обесчестивший её, Иван Кузьмич Бурса, отец будущего ребёнка. Так же точно она понимала, что Андрей никогда уже не догонит их.
Невидимая нить связала на мгновение двух женщин. Анна вдруг припомнила, что мерзавец, выдававший себя за графа Виктора, человек, лишивший её свободы, всё-таки погиб в мучениях от руки своего хозяина и даже улыбнулась.
Аглая, желая возразить, приподнялась немного. Кнут мелькнул в воздухе, лошади рванули, и раненная девушка упала на спину, снова теряя сознание.
— Виктор жив, — произнесла она, но шёпот оказался таким тихим, что Анна не услышало его.
Глупо стреляться с двадцати шагов без секундантов, без доктора, не проверив как следует пистолеты. Но ярость, овладевшая капитаном уланского полка Семёном Одоренковым, застила глаза и заставляла гнать лошадь по узкой зимний тропе сквозь лес напролом.
То же чувство овладело его обидчиком, юным поручиком того же полка, Алексеем Шумининым.
Дамы уж и след простыл. Проезжая мадемуазель скользнула только раз по зале между ломберных столиков, ломая игру, сорвав множество комплиментов и плохо скрываемой страсти, она порхнула лёгким шёлковым нарядом среди провинциальной офицерской скуки, и так неожиданно, как прибыла в сумерках, без предупреждения исчезла с рассветом.
Шумилин с Одоренковым столкнулись лбами на ступеньках крыльца. Было ещё темно. В чёрном небе растаивала Луна. След саней, скрип тяжёлых полозьев и больше ничего.
— Кисейная уродина, — сказал, плюнув вслед убегающих саней, Одоренков. — К тому же она и беременная. Если бы не она у меня был гарантированный выигрыш в ломбере.
— Что Вы себе позволяете, капитан? — возразил Шумилин. — Она не уродина вовсе, да и беременности что-то я не заметил. Если только вы имели в виду её больную служанку.
— Нет, я имел в виду вовсе не служанку.
— У вас дурные манеры, капитан. Я готов теперь же доказать это Вам.
В раздражении Шумилин легко коснулся пальцами левой щеки Одоренкова. На что Одоренков сразу и среагировал. Белая перчатка, брошенная в лицо поручиком, была растоптана сапогом.
— Я Вас пристрелю, молодой человек, — сквозь зубы выдавил тихо Одоренков.
— Давайте! Сейчас, — сказал Шумилин, — только не здесь. Здесь, мне кажется неудобно. Арестуют.
— Тогда поехали.
— Поехали, — согласился поручик, — я готов.
Они пересекли поле и некоторое время скакали по лесу. Но скачка продолжалось
Желая сохранить хоть какое-то подобие правил, дуэлянты проверили пистолеты и обменялись ими, после чего разошлись на 11 шагов и встали, повернувшись друг другу лицом.
— Глупо, — сказала Одоренков.
От ледяного воздуха он протрезвел и больше не хотел никого убивать.
— Глупо нам стреляться. Давайте не будем.
— Поднимите пистолет, сударь, — попросил, не остывший ещё Шумилин, — или ты думаешь зачем я сюда с тобой приехал.
— Дурак ты, — сказал Одоренков. Голос молодого офицера был уже почти дружелюбен. — Дурак.
Пуля, выпущенная с двадцати шагов, отбросила поручика назад, и он ударился спиной о дерево.
— Глупо, — повторили побелевшие губы капитана Одоренкова.
Заряженный пистолет выпал из ослабевшей руки в снег.
— Зачем Вы убили меня, Семён?
Закрыв мёртвые глаза, Одоренков встал на колени рядом с неподвижным телом. Постепенно поднималось солнце. Капитан молился. Но ярость не погасла в нём. Теперь он припоминал ненавистное женское лицо, улыбку, взгляд. В этом нечаянном убийстве он полностью обвинил проклятую даму. Зажмурившись он попытался повторить её имя. Не сразу ему удалось припомнить, но всё-таки удалось.
— Покровская Анна Владиславовна, — сказал он громким шёпотом.
Сквозь слёзы Одоренков посмотрел вверх на солнце, потом опустил глаза и посмотрел на кровь, на мёртвое белое лицо только что застреленного им юного поручика.
— Будь ты проклята, Анна Владиславовна! Будь ты проклята!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЦВЕТЕНИЕ ЛОТОСА.
МАЗУРКА
Глава 1
Из-под тугих пуговиц прорвались, одна за другой навстречу сильному зимнему свету, две большие молочные женские груди.
— Господа! Это женщина?! — опешил второй секундант. — Генрих, дружок мой, ты барышню заколол.
Озябшие секунданты стучали сапогами, тёрли ладонями промерзшие лица, но при этом весело бранились.
— Скандал, господа, конфуз. А представится барышня — большой конфуз. Мы, господа, на всю губернию теперь живой анекдот.
Рука, одетая в меховую тёплую рукавицу, как в детской игре пересчитала присутствующих: