Крестоносцы. Полная история
Шрифт:
Казалось, будто события 1090-х годов повторяются [447] .
Племянник Анны, двадцатидевятилетний византийский император Мануил I Комнин тщательно подготовился к прибытию новых крестоносцев. Несмотря на то что армии Конрада и Людовика шли теми же дорогами, что и их предки, намереваясь для начала нагрянуть в Константинополь, а затем двинуться по Малой Азии к Антиохии, существовал один принципиальный момент, отличавший их путешествие от Первого крестового похода, который они так хотели повторить. Первые армии «кельтов» — как называла их Анна — пошли на Восток прежде всего потому, что их туда позвал Алексей. В 1147 году Мануил Комнин никого к себе не приглашал. Крестоносцы явились по собственному почину, и опыт как прошлого, так и настоящего предполагал, что доверять им не стоит. За доказательствами не требовалось далеко ходить, достаточно было взглянуть на западные окраины империи, где осенью 1147 года сицилийский флот Георгия Антиохийского неустанно терроризировал греческие острова: сицилийцы захватили Корфу, похищали с Пелопоннеса женщин-аристократок, чтобы продавать их в рабство, и нагружали свои корабли сокровищами и крадеными реликвиями.
447
Stephenson, P., ’Anna Comnena’s Alexiad as a source for the Second Crusade?’, Journal of Medieval History 29 (2012);
Неудивительно, что Мануил настороженно отреагировал на планы Конрада и Людовика. Император серьезно обновил древние городские фортификации: двойное кольцо стен, построенное еще в V веке при Феодосии II, укрепили, а рвы углубили. На зубчатых стенах развевались флаги, возвещавшие о военной мощи и непревзойденном величии империи [448] . К границам отрядили посланников, которые должны были дождаться прибытия крестоносцев, а затем сопроводить их по Балканам так, чтобы свести возможные беспорядки к минимуму. Мануил писал Людовику: «Когда я узнал, что вы направляетесь в мои земли, я вознес благодарность и рад был об этом услышать» [449] . Он льстил королю, но готовился к худшему.
448
Jeffreys, E. & Jeffreys, M., ’The «Wild Beast from the West»: Immediate Literary Reactions in Byzantium to the Second Crusade’, Laiou, Angeliki & Mottahedeh, Roy P. (ред.), The Crusades from the Perspective of Byzantium and the Muslim World (Washington DC, 2001), с. 104.
449
Brial, Michel-Jean-Joseph (ред.), Recueil des Historiens des Gaules et de la France (Paris, 1878), том XVI, с. 9.
Рис. 7. Второй крестовый поход (1147–1149 гг.)
Первой явилась армия Конрада. Германский король выдвинулся в путь раньше Людовика, спустился вниз по течению Дуная и пересек границу Византии в конце лета 1147 года. Он привел с собой огромное войско: что-то около пятидесяти тысяч солдат и тьму невооруженных паломников; возглавлял армию цвет немецкой знати, в том числе племянник короля Фридрих, герцог Швабии — будущий Фридрих Барбаросса [450] . Византийский поэт Феодор Продром, демонстрируя привычное сочетание презрения и отвращения, которое люди Востока приберегали для жителей Запада, сравнивал немцев с «гадаринскими свиньями» {107} : нечистыми, демоническими, дикими и одержимыми манией разрушения [451] .
450
Оценка Иоанна Киннама — «девяносто мириад» (9 млн человек) — полностью надуманна. Deeds of John and Manuel Comnenus, с. 60.
451
Jeffreys & Jeffreys, ’The «Wild Beast» from the West’, с. 109.
Увы, сравнение с утонувшими свиньями страны Гадаринской оказалось вполне уместным. К 7 сентября 1147 года посланники Мануила довели германских крестоносцев почти до самой столицы, и в дороге обошлось без особых беспорядков. Добравшись до места, откуда до Константинополя оставалось два дня пути, крестоносцы разбили лагерь в Хировакхийской долине, которая изобиловала подножным кормом для лошадей и вьючных животных. Через долину протекали две реки. Здесь-то крестоносцев и настигло несчастье. Ночью разразилась жестокая буря, реки вышли из берегов, и поток воды унес с собой множество людей, их скота и имущества. Сводный брат Конрада Оттон, епископ Фрейзинга, так описывал панику, охватившую лагерь: «Можно было видеть, как одни плывут, другие цепляются за лошадей, третьих постыдным образом тащили веревками, дабы вызволить из беды… Огромное множество… было смыто потоком воды, побито о камни и поглощено водоворотами» [452] . Греческий летописец Иоанн Киннам, настроенный менее сочувственно, пришел к такому выводу: «Справедливо можно заключить, что сам Бог наказывал их» {108} [453] .
452
Deeds of Frederick Barbarossa, с. 81.
453
Deeds of John and Manuel Comnenus, с. 63.
Мануил Комнин не собирался спокойно смотреть, как крестовый поход Конрада бесславно окончится у него на пороге. С германским королем его связывали семейные узы: жена Конрада, Гертруда Зульцбахская, была старшей сестрой императрицы Ирины {109} . Не особенно ему хотелось наблюдать и за тем, как орава западных крестоносцев стоит лагерем у ворот Константинополя. Поэтому, когда армия Конрада обсохла, он постарался как можно скорее переправить ее через Босфор в Малую Азию. Конрад, строивший амбициозные планы скорым маршем попасть в Антиохию уже следующей весной, ничего не имел против [454] . Германский король разбил войско на две части: армию паломников, что пошли по вьющейся вдоль побережья дороге через Эфес, возглавил его брат по матери епископ Оттон, а король последовал прямо на юго-восток путем первых крестоносцев: по древней римской дороге, которая, минуя Никею, вела к Дорилею, где крестоносцы в 1097 году обратили в бегство армию Кылыч-Арслана. Отсюда он собирался бросить вызов столице султаната Икониуму, а затем, перевалив через горы, попасть в северную Сирию. В путь они вышли приблизительно 15 октября.
454
О реалистичных темпах продвижения по Анатолии см. Phillips, The Second Crusade, с. 177–8.
За время, прошедшее с Первого крестового похода, Малая Азия гостеприимнее не стала, да и турки не полюбили вдруг искателей приключений с Запада. Султаном Рума в то время был сын Кылыч-Арслана Масуд I. В ходе своего долгого правления (начавшегося в 1116 году) Масуд значительно укрепил власть султана в районах, где раньше господствовали племенные вожди [455] . Излюбленная тактика турок — молниеносные набеги и притворные отступления верховых лучников, призванные измотать тяжелую конницу, прежде чем обрушиться на противника с мечами, — была действенна так же, как всегда. И пока германская армия все с большим трудом — верхом и пешком — продвигалась
455
Cobb, The Race for Paradise, с. 138–9.
456
Ibn al-Qalanisi, с. 281.
457
Письмо Вибальду, аббату Ставло и Корвея, написанное в конце февраля 1148 г. Пер. на англ. Barber & Bate, Letters from the East, с. 45.
Людовик, его королева Алиенора Аквитанская и полчища французских крестоносцев покинули Европу через несколько недель после Конрада: начало похода откладывали, дожидаясь, пока король проведет ряд церемоний, долженствующих ознаменовать его отбытие из королевства. В пасхальные дни 1147 года Людовик в сопровождении папы Евгения и Бернарда Клервоского присутствовал на нескольких публичных торжествах, а в Светлое воскресенье, когда король и папа вместе молились в аббатстве Сен-Дени, Евгений освятил новый роскошный, инкрустированный драгоценными камнями золотой крест, над которым ювелиры трудились несколько лет. 11 июня король посетил приют для прокаженных за воротами Парижа, совершив традиционный обряд омовения ног страждущих. Позже в тот же день, вернувшись в Сен-Дени, он по всей форме затребовал священную орифламму — алый военный штандарт, символ французской монархии, ведущий свою историю от самого Карла Великого. Это политико-религиозное представление так затянулось, что Алиенора чуть не потеряла сознание на летней жаре. Зато король был доволен. Он «удалился, напутствуемый… слезами и молитвами» {111} [458] . Королевство оставалось в надежных руках самого доверенного его советника — Сугерия, аббата Сен-Дени. Прихватив Алиенору, Людовик отправился на Восток.
458
Odo of Deuil, с. 17.
Когда король Франции растворился на европейских просторах, некоторые его подданные наверняка с облегчением выдохнули — на снаряжение королевской экспедиции они уже потратили целое состояние. Франция страдала от длительного неурожая, разорявшего население, а людей короля заботило лишь, как собрать побольше денег для Иерусалима. От богатейших подданных требовали непомерных взносов — особенно от тех, кто занимал высокое положение в церкви; суммы поборов исчислялись в сотнях и даже тысячах серебряных марок [459] . Те благочестивые граждане и семьи, которые желали присоединиться к крестовому походу, в попытках собрать достаточно денег для путешествия вынуждены были продавать фамильные драгоценности, закладывать дома, хозяйства и поместья евреям-ростовщикам или христианским монастырям. Мало того, едва добравшись до Венгрии, Людовик уже писал домой аббату Сугерию и просил прислать еще денег. Становилось понятно, что крестоносцы плохо подготовились к путешествию, трудностей которого недооценили.
459
Пример, касающийся аббатства Флери: Constable, Crusaders and Crusading in the Twelfth Century, с. 117–19.
Царственный град впервые открылся их взорам 4 октября. Успешные дипломатические усилия, включавшие переписку между Алиенорой и императрицей Ириной, обеспечили Людовику особое расположение императора [460] . Для простых солдат Людовика ворота Константинополя были закрыты, но самого короля пригласили во Влахернский дворец. Одон Дейльский пришел в совершеннейший восторг при виде невероятного количества мрамора и золота в отделке: «Его внешняя красота несравненна, а внутренность превосходит все, что я мог бы сказать… трудно решить, что увеличивает ценность или красоту этого дворца: изумительное ли искусство, употребленное на него, или дорогие материалы, из которых он отстроен» {112} [461] . Монархи публично пообщались через переводчиков, в честь Людовика закатили пир, а затем Мануил лично сопроводил его по святым местам Константинополя. Однако за завесой дружелюбия нарастало напряжение. Одон Дейльский считал греков измельчавшим и женоподобным народом, готовым унижаться «для снискания благоволения». «Они обещали нам с легкомысленными клятвами все, что мы, по их мнению, могли бы пожелать; но они не могли ни нам внушить доверия, ни сами сохранить достоинство» [462] . За спиной у крестоносцев Мануил заключил десятилетний мир с султаном Масудом — вот он, наглядный пример присущего византийцам коварства. Но культурные разногласия и взаимные подозрения занимали греков и французов недолго. Очень скоро новости из Малой Азии дали понять, что у крестоносцев есть проблемы посерьезнее.
460
Deeds of John and Manuel Comnenus, с. 69.
461
Odo of Deuil, с. 64–5.
462
Там же, с. 56–9.
Переправив свои войска через Босфор и убедив баронов присягнуть императору на верность, а также пообещав не захватывать города, принадлежащие Византии, Людовик принялся обдумывать дальнейший маршрут по Малой Азии. Вид потрепанных немцев, отощавшими и окровавленными возвращавшихся из-под Дорилея, разубедил его идти на Антиохию прямой дорогой через Икониум. Когда Конрад прибыл обратно в Константинополь восстанавливаться от ран, он излил Людовику душу, горько сожалея о гордыне, заставившей его думать, будто он сможет беспрепятственно пройти мимо турок. Людовик согласился принять остатки германской армии под свое командование и решил повести оба войска вдоль ветреного морского побережья через Смирну и Эфес. Путь был обманчив: попытав на нем счастья, невооруженные немецкие паломники во главе с Оттоном Фрейзингенским были вынуждены вернуться, потеряв немало людей. Но выбора не было.