Крестоносцы. Полная история
Шрифт:
В декабре 1168 года огромная армия под командованием Ширкуха и Юсуфа ибн Айюба вторглась в египетские земли, обошла Амори с фланга и подступила к Каиру. Поначалу король крестоносцев хотел встретиться с Ширкухом и Ибн Айюбом в бою. Но прямо на Рождество разведка доложила ему о чудовищных размерах сирийской армии. Амори пришел как завоеватель, но вместо того, чтобы настоять на своем и нанести по противнику решительный удар, позволил обмануть себя пустыми обещаниями. Надеяться на помощь Шавара он более не мог, а народ Каира если и взбунтовался бы, то уж точно не в поддержку армии неверных, а скорее в пользу армии, состоящей преимущественно из мусульман, неважно, сунниты они или нет. Король внезапно понял, что миллиона динаров ему не видать и что «турки близко, и нам пора уходить» [510] . 2 января его армия уже маршировала домой в Иерусалим.
510
Там же, с. 356.
Ширкух, забравшись глубоко в Египет, причем уже не в первый раз, вел дело к развязке. После ухода франков он разбил лагерь у Каира и первые две недели января посвятил дружеским встречам с Шаваром, обсуждая с ним планы по стабилизации ситуации в государстве. Тон их бесед был неизменно любезным и задушевным: Ширкух сохранял невозмутимость, пока Шавар лавировал, пытаясь уклониться от обещания отдать Нур ад-Дину треть государственных доходов Египта.
511
Там же, с. 357.
Плодами своей победы Ширкух наслаждался недолго. На посту визиря фатимидского Египта он пробыл меньше любого из своих предшественников — бен Руззика, Шавара и Дирхама. 22 марта 1169 года, всего через два месяца и пять дней после взятия Каира, на Ширкуха напал один из свойственных ему приступов обжорства, и он принялся набивать брюхо жирным мясом. Чаще всего после таких приступов Ширкух страдал хроническим несварением, но в этот раз он повредил нарыв в глотке — инфицированный паратонзиллярный абсцесс, — последствия чего его и прикончили. Похоже, Аллах не жаловал обжор и чревоугодников. «А когда же они обрадовались дарованному, мы внезапно подвергли их наказанию», — писал Ибн аль-Асир, цитируя Коран [512] . Ширкух покинул этот мир внезапно, но не сказать, чтобы совершенно уж неожиданно.
512
Ibn al-Athir, том II, с. 175; Qur’an, том VI, с. 44.
Он оставил по себе неоднозначное наследие. Ширкух помог поставить на колени одну из величайших мусульманских империй, нанес сокрушительный удар по безопасности Иерусалимского королевства, попутно прославив имя Нур ад-Дина. Но что самое важное, именно он вывел на сцену человека, чьи подвиги и слава как среди мусульман, так и среди крестоносцев затмят имя Занги, Нур ад-Дина и самого Ширкуха, вместе взятых. Этим человеком был его племянник, курдский эмир Юсуф ибн Айюб, который вскоре станет султаном Египта и Сирии, истребителем Фатимидов, заклятым врагом Зангидов, бичом франков и почти единственной целью многих тысяч личных крестовых походов. Его имя отбросит зловещую тень над столетием и сохранится в памяти многих поколений — и после того, как деяния его померкнут в веках. Юсуф ибн Айюб прославится под прозвищем Салах ад-Дин, что значит «благочестие веры», а в историю и в легенды он войдет как Саладин.
Глава 18. По грехам нашим
Теперь же все соседние нам страны… соединились в руках одного…
Аль-Адид, последний из фатимидских халифов, за десять дней умер дважды. В первый раз — 3 сентября 1171 года во время пятничной молитвы в Каирской мечети. Каждую пятницу, по сложившейся в исламе традиции, имам поднимался на минбар и читал проповедь под названием хутба, в которой возносил хвалу Аллаху и благословение Пророку, обращался к пастве с духовным посланием и молился за действующего халифа. Но 3 сентября в Каире этот ритуал был грубо нарушен. Не дав имаму начать, персидский гость по имени Мухаммад ибн Муваффак — больше известный как «ученый эмир» — взошел по ступеням минбара и вознес свою собственную молитву, благословляя имя человека, которого считал законным халифом [513] . Это должен был быть аль-Адид. Но вместо его имени ученый эмир произнес имя аль-Мустади, багдадского халифа из рода Аббасидов.
513
Ibn al-Athir, том II, с. 196.
Впервые за почти двести лет вместо имени халифа шиита-исмаилита с минбара прозвучало имя халифа-суннита, и случившееся должно было потрясти Египет до основания, потому что право быть названным на пятничной молитве (как и право чеканить монеты) считалось исключительной привилегией халифа как главы государства. Назвать другое имя было больше, чем святотатством, — это была измена. Но когда 3 сентября вместо имени Фатимида прозвучало имя Аббасида, собравшиеся правоверные и слова не сказали. «Никто не выразил неодобрения», — записал Ибн аль-Асир [514] . Поэтому в следующую пятницу, 10 сентября, визирь Египта Саладин приказал провозгласить хутбу за аль-Мустади во всех мечетях Каира. И снова, написал Ибн аль-Асир, «две козы не сшиблись из-за этого рогами» {120} [515] . Еще неделей позже имя аль-Адида исчезло из хутб во всех мечетях Египта. Повсюду имамы благославляли имя Аббасида, жившего в Багдаде, в 1300 километрах от Каира. По идее аль-Адид должен был быть вне себя от ярости и негодования. Но к тому времени ему уже было все равно. 13 сентября в результате короткой, тяжелой — и, как шептались, очень своевременной — болезни аль-Адид умер, не дожив десяти дней до своего двадцать первого дня рождения [516] . Таким образом, физическая смерть халифа совпала с его же правовой кончиной, а вместе с ним подошла к концу и власть Фатимидов в Египте.
514
Там же.
515
Там же.
516
Некоторые источники, включая «Историю патриархов Египетской церкви», дают другие объяснения смерти аль-Адида: что он будто бы
После смерти аль-Адида Саладин и один из его командиров, эмир по имени Каракуш, собрали семью аль-Адида во дворце халифа. Старшему сыну аль-Адида Дауду они сказали, что из-за того, что отец его умер, не назначив его официально преемником, он не может унаследовать трон. Дауда и всех его родственников мужского пола поместили под пожизненный домашний арест, полностью изолировав от женщин во избежание появления на свет сыновей. Личных слуг и рабов семьи уволили или перепродали. Саладин осмотрел сокровищницу халифа, подивившись сосудам, полным гигантских жемчужин и рубинов, великолепным эфесам, усыпанным изумрудами, археологическим диковинкам вроде огромного ребра, принадлежавшего какому-то давно вымершему морскому исполину, и лечебному барабану, отворявшему запертые ветры, — будто бы он заставлял любого, кто его слышал, эти ветры испускать [517] . Визирь провел курдских и сирийских солдат маршем по улицам Каира, стремясь погасить народное недовольство, которое могли бы спровоцировать похороны аль-Адида. Сам он скорбел публично и демонстративно. А затем продолжил работу, которая велась уже два года: принялся вычищать сторонников Фатимидов из египетской армии и чиновничества и превращать Египет в плацдарм для дерзкой кампании по завоеванию Святой земли и всего, что ее окружало.
517
Ibn al-Athir, том II, с. 197.
Салах ад-Дин ибн Айюб родился то ли в 1137, то ли в 1138 году в крепости Тикрит, что расположена в 180 километрах от Багдада вверх по течению Тигра [518] . Его отец-курд, брат Ширкуха Айюб, происходил из древнего армянского города Двин. Ибн аль-Каланиси описывал его как «человека рассудительного, разумного и знающего» [519] . Айюб поставил свои таланты на службу сельджукскому султану, а позже — Занги и Нур ад-Дину. Сыновей — Шахин-шаха, Туран-шаха, Саладина, аль-Адиля (Сайф ад-Дина, или Сафадина), Бури и Тугтегина — он растил в Мосуле и Баальбеке, где был наместником. Со временем Айюб занял высокое положение в военной иерархии Зангидов, став таким уважаемым человеком, что, как рассказывали, ему одному разрешалось сидеть в присутствии Нур ад-Дина. Он позаботился, чтобы Саладин и его братья росли готовыми к такой же судьбе: уже в юности Саладин был опытным всадником, умелым управителем, обходительным царедворцем и благочестивым мусульманином, который усердно молился и с удовольствием слушал ежедневные чтения Корана и хадисов. В возрасте двадцати с небольшим лет Саладин проявил свои военные таланты, сражаясь в Египте бок о бок с Ширкухом и другими членами будущего клана Айюбидов, в том числе с отцом Айюбом и братом Сафадином. О его растущей славе говорит тот факт, что в 1167 году ему доверили оборону Александрии от Амори Иерусалимского.
518
Richards, D. S. (пер.), Baha al– Din Ibn Shaddad / The Rare and Excellent History of Saladin (Farnham, 2002), с. 17.
519
Ibn al-Qalanisi, с. 273.
Выдающимся достижениям Саладина и его природному таланту к саморекламе мы обязаны массой ярких, в высшей степени однобоких литературных портретов, сделанных при его жизни. Самый льстивый из них принадлежит перу правоведа и историка из Мосула Бахауддина ибн Шаддада, который в конце 1180-х годов поступил на службу к Саладину войсковым судьей (кади) и написал головокружительно героическую биографию своего господина, когда тот был уже на вершине власти. Книга Ибн Шаддада, озаглавленная «Необычайная и славная история Саладина», предназначалась для услаждения слуха главного героя. Саладин в ней превозносился как моджахед: бич, избранный Аллахом, чтобы наказать гнусных франков. В длинном хвалебном гимне, с которого начинается его труд, Ибн Шаддад воспевает личные достоинства Саладина, который якобы был безукоризненно благочестив, щедр и строго соблюдал пост в Рамадан; еще он был нечеловечески трудолюбивым, добрым к детям, «справедливым, милостивым, сострадательным и готовым прийти на помощь слабым против сильных» {121} , а также абсолютно бесстрашным. «Султан был храбрейшим из храбрых; его отличали сила духа, мужественный характер и бесстрашие, — писал Ибн Шаддад. — Я ни разу не слышал, чтобы он выражал тревогу по поводу численности или силы врага» [520] . Но прежде всего Саладин был воплощением праведного воина Аллаха:
520
Ibn Shaddad, с. 26–7.
Совершать подвиг во имя Аллаха стало для него настоящей страстью; все сердце его было подчинено этому делу, которому он отдавался и душой, и телом. Он не говорил ни о чем ином; все его мысли были поглощены тем, как проявить усердие на пути Аллаха; все помыслы были связаны с его воинами. Он выказывал всяческое почтение к тем, кто говорил об усердии на пути Аллаха и вдохновлял народ на это [521] .
Отделить факты биографии Саладина от слащавых панегириков, составленных Ибн Шаддадом и ему подобными (прочими проайюбидскими авторами, в том числе персидским ученым Имадуддином аль-Исфахани, секретарем канцелярии Саладина, и жившим позже автором из Дамаска по имени Абу Шама), нелегко. Безусловно, в 1180-х годах, когда писал Ибн Шаддад, Саладин действительно наносил по крестоносцам удары невиданной силы, как никто другой до него. В то время даже христианам, свидетелям событий, он казался воплощением божественного гнева, призванным «в неистовстве истребить упрямый народ» Утремера [522] . Однако трезвомыслящим исследователям его биографии несложно разглядеть противоречивую реальность. Саладин воевал с другими мусульманами-суннитами уж точно не реже, чем с христианами. Он проигрывал битвы и побеждал в них примерно с одинаковой частотой, а построенная им империя распалась, не прошло и двух десятилетий с его смерти. Человек никогда не бывает похож на легенду о нем. И, конечно, в 1170-х годах, когда Саладин и Айюбиды обдумывали планы разгрома фатимидского Египта и свой путь к вершинам власти, картина происходящего — а также репутация Саладина как непревзойденного борца с крестоносцами — была не настолько однозначной.
521
Там же, с. 28.
522
Nicholson, Helen, The Chronicle of the Third Crusade: The ’Itinerarium Peregrinorum et Gesta Regis Ricardi’ (Farnham, 1997), с. 23.