Крестопереносец
Шрифт:
Постепенно тело возвращалось к жизни. Полбу, несмотря на дикую, почти непереносимую боль, радовался. Понимал, скрутившая руки и ноги боль уйдет, когда восстановится кровообращение. А вот чего он не понимал, так это, что же случилось с волками. Нет, он не был против такого исхода. Просто, с чего бы это?
Он лежал, медленно приходя в себя, и чтобы не скулить от мучений, тихонько (как ему казалось), напевал. Волки внимали. Шишень опять отрешился от мироздания и притворился обычным кедром. Вот, что у шишеней хорошо получается, так это в нирвану входить. Им для этого и делать то ничего не нужно.
Наконец, рыцарь смог, правда с трудом и кряхтением, сесть. Почти сразу встал. И мгновенно упал на подкосившихся ногах. Рано, понял он. Еще минут пятнадцать осторожного сгибания и разгибания конечностей. Приседания,повороты, несколько отжиманий. Все равно, в теле, ощущалась слабость. Но, так или иначе, а на выручку даме сердца нужно спешить. А то, мало ли… Вдруг ее кто другой спасет, неудобно получится, нехорошо.
Волки вроде не возражают, передумали его есть, ну и бог с ними. А дерево это… Нужно запомнить, и обходить такие стороной. А еще лучше вовсе эту нечисть извести.
Полбу осмотрелся, вспомни куда шел и двинулся в путь. Волки последовали за ним. Барон ускорился. Волки побежали. Остановился. Волки тоже.
Константин почесал пушистый затылок.
– Сидеть.
Волки посмотрели на него с недоумением.
– Лежать!
Волки оскалились, а некоторые даже зарычали.
Да, это не собаки, подумал рыцарь. Требовать лапу он не стал.
Бег, в сопровождении серой стаи оказался легок. Могучие звери верно просчитали направление и торили барону путь. А молодняк прикрывал с боков.
Буквально минут через двадцать, барон выскочил к почти круглому лесному пруду, больше похожему на болото. А на противоположном берегу стояла небольшая добротная избушка на высоких подпорках. Из короткой печной трубы валил густой черный дым.
Глава 29. Все всех ищут.
29. Все всех ищут.
Лошадей в лес не взяли. Стреножили и оставили щипать травку под присмотром того самого молодого Тимохи.
Козлище, то есть, Пендаль, шел, вопреки подразумеваемым козлищным обязанностям в середине отряда. Лес, казавшийся ему до того мрачным и страшным, теперь играл листвой и будоражил аппетит.
Совсем скоро они нашли яму, из которой Пажопье вытаскивал барона. Дружинники заволновались. Посмотрели вниз, качая головами. Степан пробормотал:
– Снова Крот-Разбойник пошаливает…
– Кто? – переспросил Пендаль.
– Крот-Разбойник… Ну Соловья-Разбойника, знаешь? На дереве сидит и свистит. А Крот – брат ему, двоюродный… Крот-Разбойник. Его работа, больше некому…
– А кого он ловит-то?
– Да кого придется. Говорят, однажды мамонта поймал.
– Да они же вымерли!
Вмешался Ставросий.
– Скил ловушечный у него прокачан хорошо! Хватит уже, о крысе этой сухопутной. Вперед, салаги, Господь тем помогает, кто сам что-то делает, а не только языками чешет!
Батюшке, самовольно взявшему на себя функции предводителя отряда никто перечить не стал, опасаясь кадила. И вскоре они вновь оказались под сенью деревьев.
Поддерживаемый Пендалем, все еще сильно хромающий Степан вполголоса рассказывал.
–
– А кто говорит?
– Дык… Люди.
– А они откуда знают?
– Наверное, слыхали от кого-то.
– А те люди?
– Да че ты пристал… Говорю, че сам слышал. За че купил, за то и продаю.
– А что за звери? Ну, ловятся?
– Ну-у, - протянул Степан, - всякие… Но лично я видел только двоих. До сих пор ночами снятся…
– Страшные? Что за звери-то?
– Первый вообще жуть… Как называется по-научному – не ведаю. Мы ту яму засыпали от греха. Вместе с чудищем энтим. А выглядел он… Ну, представь, будто огромного, размером с лошадь ежа, наизнанку вывернули, зубы от бороны ему вставили и ноги паучьи пришили… Мы, когда его нашли, он подох ужо… Вонял – страсть. Я после, неделю этот запах из одежки вывести не мог…
– А второй?
– Второй… Второй, не такой страшный. На скелет человечий похож, только железный и блестел. И глаза красным светятся, будто огонь, будто судный день предрекают… Тот, еще живой был, хотя двинуться не мог, только руками дёргал и головой вертел… Хорошо на кол насадился, качественно, на всю длину. Дёргался на нем, дрыгался, и все время, как заведенный бубнил «осла-висла, осла-висла»… С нами тогда сам Боромир был, он энтого урода опознал. Сказал Титыща это. Подвид термометра, чо ли… Мы потом месяц около этой ямы дежурили, Крота поджидали. Так и не явился он. А Титыщ энтот, весь месяц без передыху: «осла-висла, осла-висла»… Хотя никаких ослов, помимо него, близ не висело…
Осторожно продвигаясь по лесу, отряд вышел к тому месту, где барон попал в плен к шишеню. Следов борьбы, помимо двух убитых уже несколько часов назад волков, не наблюдалось. Растерзанного хищниками или висящего на дереве крестоносца – тоже.
Один из воев оказался неплохим следопытом, и довольно быстро понял, куда ушла стая. А вот, куда делся рыцарь, понять не смог.
Решив не распылять силы, выстроились плотной цепью и начали поиски барона. Ну, или его останков.
…
Данунашка очнулась.
Где она и как сюда попала – совершенно непонятно. Осмотрелась. Типовая крестьянская изба, местные в таких поголовно живут. Чисто прибрано, печь побелена и расписана узорами. Только на столе – беспорядок - объедки, кости, гора грязной посуды. Попыталась встать… Не тут-то было. Связана… По рукам и ногам связана.
Печь явно сейчас топится, все признаки налицо. А наверху, на печи, в груде наваленных подушек, перин и одеял кто-то храпит. Да еще как храпит, молодецки, заливисто, громко.