Крейстонские туманы

Дударева Лидия

— Добрый вечер, мисс!

— Добрый, — озадаченная реакцией своего записного врага ответила Эллис.

— Вы будто сошли с картины Грёза. Знаете, художник такой.

— Знаю, — кивнула Эллис, все еще недоумевая, — И даже готова простить вам этот сомнительный комплимент. Вы точно ко мне обращаетесь?

Миссис Рой мигом оценив мизансцену тут же испарилась, чему-то загадочно улыбаясь.

— Конечно к вам! — горячо отозвался констебль и тут же пристроился на опустевшее место миссис Рой.

Плюшевый диванчик жалобно скрипнул под

весом этого молодца и Эллис вдруг почувствовала, что ей стало трудно дышать. Молодой красавец констебль тоже боролся с приступом удушья и поэтому молча смотрел ей в глаза, не находя слов. У Эллис предательски дрогнули губы и, на свою беду заглянув в глубину синих глаз парня, она ощутила головокружение. Что это? Да что же это такое с ней происходит? На нее давно так никто не смотрел, особенно здесь...

— Господи, мисс, так не хочется вас покидать. Надо же было этой чертовой Марте именно теперь запропаститься!

Небо обрушилось на Эллис! Этот идиот тоже ее, оказывается не узнал! Ну, ладно! На войне как на войне!

— А почему вы так злы на эту Марту, кто она такая?

— Репортер криминальной хроники, кто ж еще? Но мисс, забыл представиться, меня зовут...

— Журналистка, значит. Что же она много врет в своих репортажах? — перебила констебля Эллис.

— Да нет, как правило, к сожалению, она пишет правду. Но не будем о ней, поговорим лучше о вас. Вы гостья миссис Рой? Наверное, подруга одной из ее дочерей, Мэй или Мэри? Они мои троюродные кузины, и... И могли бы представить вас мне, как только вы здесь появились. Но как видно родство в наше время ничего не стоит. Так могу я узнать ваше имя, мисс?

Эллис «смущенно» опустила ресницы, и загадочная улыбка скользнула по ее губам. Ну, и как он мог ее узнать? Бедняга Вильерс сидел рядышком с этой коварной искусительницей, вдохновенно любовался нежным как цвет яблони личиком и, затаив дыхание, следил как с трепещут ресницы, скрывая смятение, как он наивно полагал. Как он мог узнать в этой нежной фее отчаянную и безбашенную Марту с ее вечно ультрамариновыми устами и расписанными как перья павлина веками? Но наконец, миссис Рой, из-за кулис втихомолку наслаждавшаяся мизансценой, почувствовала легкий укол совести и вышла в холл. Вильерс очнулся, стряхнув грезы и вспомнил о долге.

— Ах, да! Я же должен начать опрос свидетелей. Журналистка потерялась. Вот уж не стал бы я сожалеть об этой потере... Но она временно, к сожалению, это время тянется уже вечность, временно проживает у вас, тетя, а ваша гостиница на моем участке. Итак, когда вы видели эту чуму египетскую в последний раз?

Миссис Рой не выдержала и рассмеялась, Эллис присоединилась к ней.

— Нет, я конечно рад, что вам обеим весело, но все же? Когда?

— Да побойся бога, мальчик, она же сидит рядом с тобой!

Выражение лица бедолаги констебля что называется сорвало обеих его собеседниц с катушек. Они обе расхохотались безудержно. Вильерс вскочил и заметался по пространству холла как

подстреленный селезень, а эти две негодяйки, юная и в расцвете лет, хохотали и хохотали как помешанные. Наконец старина Рой пришел малому на помощь, распахнув дверь под лестницей в свое закулисье и констебль рванул в его убежище, сметая все на своем пути...

***

— Возьми! — Рой сунул констеблю в руку стакан.

— Не могу, я на службе!

— Да это вода, сынок.

Доверчивый Вильерс одним глотком осушил стакан и просипел:

— Что это?

— Тройной можжевеловый старины О’Райли, держу для экстренных случаев.

— ... ! — гаркнул констебль и из холла в ответ донесся новый взрыв хохота.

Рой отвернулся к верстаку и принялся строгать какую-то лесину, но его широченные плечи подозрительно вздрагивали.

— И тебе смешно? — с бессильной укоризной спросил констебль.

— Прости, парень.

— Нет, где же мужская солидарность!

— Клянусь, сынок, я бы пришел тебе на помощь раньше, но меня жена убила бы, извини.

Вильерс встал, официально раскланялся и заявил:

— Ноги моей больше не будет под этим кровом.

Глава 20

Глава 20

Шериф Маскхем запнулся о тело констебля Вильерса, когда глубокой ночью, испытывая бессонницу выгуливал своего бультерьера. Бультерьер шерифа за свою шестимесячную жизнь привык к капризам судьбы и к тому, что его выгуливают в самое непредсказуемое время. Неунывающий щенок здорово досаждал домашним шерифа своими шкодными повадками и оглушительно звонким лаем, но ему все прощали.

Запнувшись о тело констебля, шериф застыл в ужасе, а бультерьер напротив, ничуть не утратил своей жизнерадостности, натянул поводок и принялся вылизывать лицо человека, вздумавшего вздремнуть на мостовой. Шериф горестно застонал — бедный молодой Вильерс, мало того, что погиб на боевом посту, так еще этот негодный щенок сейчас уничтожит все улики! Шериф дернул пса за поводок, но тот в знак протеста оглушительно громко тявкнул. Дальнейшее шериф впоследствии припоминал с трудом и очень неохотно. Залитый мертвенным светом луны, внезапно вынырнувшей из-за туч, покойник сел, поправил свой «пикельхельм» и снова улегся на мостовую, уютно свернувшись калачиком.

Шериф привязал щенка к штакетине многострадального заборчика мисс Валентины Райт, нагнулся и с трудом взвалил себе на плечо тело бесчувственного констебля. Потом он бесконечно долго транспортировал Вильерса в участок, причем носки ботинок констебля бороздили мостовую, плиты парковки, тротуар перед полицейским участком, ступеньки бесконечной лестницы и наконец шестиугольную метлахскую плитку пола в холле. Там шерифу пришли на помощь.

— Что с ним?

— Спит, как сурок, — задыхаясь еле выговорил шериф, — Поместите его в камеру для особо одаренных и без моего распоряжения не будите.