Крик ночной птицы
Шрифт:
– Ну понятно, – сказал Краев. – Одна живете?
– А какая вам разница?
– Тут надо санэпидстанцию, чтоб административку составили, – обернулся оперуполномоченный к Минину, – за нарушение санитарных требований. Вы тут новую эпидемию растите, женщина! Сейчас начнем вас штрафовать.
– За что меня штрафовать?!
– За бардак! Что вы тут развели? А ну-ка, дайте заглянуть. – Краев шагнул в квартиру, переступая через мусор, прошел по коридорчику, глянул комнаты. – Там этого дерьма терриконы, – брезгливо сказал он, возвращаясь. – Короче, пока открыто, ждите службы,
– Да за что ж меня выселять?!
– За вонь, за тараканов.
– Да у всех тараканы! Что ж, только у меня тараканы?! У меня чисто дома! А вы обувь даже не сняли! Вот кого штрафовать надо!
– И психушку набрать хорошо бы, – резюмировал Краев. – Идем. Это не наша компетенция.
Когда, вернувшись, Минин зашел в свой кабинет, его коллега отбирал объяснение у женщины средних лет; суть была в том, что неустановленные лица предложили ей оформить беспроцентный заем на год по акции, чтобы привлечь внимание к их банку, и пообещали перечислить пятьдесят тысяч на карту в течение дня, а наличными дали пять тысяч прямо на месте. Разумеется, женщина согласилась.
– А выяснилось, что я взяла два кредита, – дрожащими губами говорила она. – Там не было написано, про эти кредиты. А теперь у меня долг больше трехсот тысяч и они квартиру хотят отобрать…
– Квартиру не отберут, – «успокоил» Голиков. – Не имеют права.
– У меня дача есть еще, они о даче знают…
– Вот дачу отберут.
– Да как же так?! – с рыданием воскликнула женщина. – Я же не брала никаких кредитов! А у меня теперь и денег нет, и долги!
– Ну внимательнее же надо быть…
Отобрав заявление и пообещав разобраться, Голиков проводил посетительницу, закрыл за ней дверь:
– Господи, когда они умнее станут! Перед этой двое были, по телефону их на бабки развели, сняли у одного сто пятьдесят, у другого триста тысяч с карты, просто вот за три минуты кто-то на полмиллиона богаче! Пора работу менять.
– Ты заявления принял?
– Конечно, принял. Олегович будет в восторге.
– Как бы опять суицидники не пошли…
– Да сплюнь, – ужаснулся Голиков. – Я всем обещаю незамедлительное раскрытие, чуть ли ни всем РОВД сейчас искать кинемся.
Полгода назад в отдел полиции соседнего района обратилась пожилая женщина, которую таким же мошенническим путем «развели» по телефону на крупную сумму денег. Она была очень скромной, неуверенной и не скандальной, и принимавший заявление сотрудник прямо сказал, что шансы поймать преступников нулевые, попрощайтесь с деньгами и идите с миром. Женщина вернулась домой, написала подробную записку и повесилась. На сотрудника едва не завели уголовное дело, поскольку кто-то из родственников покойной оказался журналистом и поднял на уши всю прессу, а по резонансным происшествиям нужны показательные меры реагирования. Дело не возбудили, но из полиции поперли.
– Правильно… лучше перестраховаться. Ты материал относить? – Минин дописал рапорт, расписался. – Не захватишь?
– Что там?
– Ложный вызов. Бабка захламила квартиру мусором, вонь на
– Ничего себе «ложный», – фыркнул Голиков. – У меня жила одна такая в подъезде, лет десять назад. Ходить невозможно было, мусор из окон лез.
– И как справились? – полюбопытствовал Минин. – Штрафовали?
– Да нет. Грохнули ее возле мусорки, когда она хлам набирала. А квартиру государство забрало и почистило за свой счет.
Голиков ушел, оставив участкового с широко открытыми от изумления глазами.
Надя Мохова проверила содержимое своего планшета: бланки протоколов, объяснений, чистые листы, запасные ручки; она пришла в полицию недавно и все время боялась что-то забыть.
Сегодня предстоял рейд по неблагополучным семьям, она – первый раз от отдела по делам несовершеннолетних, вместе со специалистом по социальной работе. Надя очень переживала. На практике она пару раз выезжала с сотрудниками, но самой разговаривать с членами состоящих на учете семей ей не приходилось. Вот сегодня шесть адресов, с каждым нужно будет пообщаться, каждую семью проверить. Девушка понимала, что будет не одна, но ей казалось, что основную нагрузку все же несет именно она, как представитель власти.
– Не боись, – хмыкнул ее коллега Сушин, увидев, как она четвертый раз проверяет планшет. – Главное, чтобы не побили.
– В каком смысле?!
– Ну в каком. Детки разные бывают. Меня и за ногу кусали, и шваброй давали по спине. Они же отмороженные.
У Моховой опустились руки.
– Успокойся! – уже в голос заржал Сушин. – Если что, становись за баб из администрации, там об половину швабра поломается. Я глупый был, не знал, что так можно.
– Почему они дерутся? Вы провоцировали их?
– Конечно, провоцировали. Прямо с порога: заходишь, видишь, что родители в хлам, у детей есть нечего, все в синяках; говоришь: «Вы выводы не сделали, детей забираем в приют». Чем не провокация?
– Так а дети зачем дерутся-то? – не могла понять Надя.
– Потому что, Надежда, детям в самой поганой семье лучше, чем в приюте. Запомни и не обижайся, когда они тебя на хер посылать начнут, если ты их изымать вздумаешь.
В тревожном настроении Мохова вышла из отдела, села в машину, на которой планировалось проводить рейд; заехали в администрацию, забрали сотрудника отдела по опеке и попечительству, высокую суровую женщину в очках.
– Участковый не едет с нами? – не здороваясь, спросила она. Мохова неуверенно покачала головой. – Я представление напишу на отдел. Совсем обленились.
Надя понятия не имела, что нужно отвечать, поэтому сидела тихонько. На маршруте к ним присоединился паренек из городского управления по делам молодежи; судя по его виду, он тоже был новеньким и сидел помалкивая. Адреса для посещения назвала водителю сотрудница опеки.
Первый адрес – пятиэтажка, квартира на третьем. Никто не открывает. Рапорт о выходе на адрес; сотрудница опеки по фамилии Кийко пишет свою справку. Второй адрес – малосемейка, половина дома принадлежит гражданке Гуровой, состоящей на учете. Мать открыла дверь – с утра в хорошем подпитии, на руках маленький чумазый ребенок.