Кристальный матриархат
Шрифт:
— Один букет тут, а другой там? — уточнил я.
— Букеты – это знаки. Из всех миров их разглядеть можно. Они от деревца библейского. В помощь нам даны на всякие такие случаи. Что непонятно? — удивился дед, как будто когда-нибудь объяснял нам о перетаскивании сквозь миры.
Пока я переваривал услышанное, третий решил убраться подобру-поздорову и убежал в сторону одиннадцатого мира.
«Хитрец», — почти обиделся я на дружка, когда тот уже спустился в подвал.
Я поддёрнул к сараю свободную часть верёвки, оказавшуюся около двадцати метров в длину и толщину
Когда с измерениями было кончено, я снова пошёл к третьему сговариваться, как он будет встречать Угодника с Настей, и как мне узнать, всё ли готово, чтобы начать тащить. Не успел выскочить в Татисий, как услышал бодрый голос дядьки Николая.
— Всё готово? — спросил он у третьего. — Давай букет.
Я выглянул из одиннадцатого сарая и увидел Николая с забинтованной Настей на руках, которому Александр уже протягивал верёвку с привязанными веточками.
— Видишь верёвочку с прутиками? Сейчас она нас в другое место переведёт, — объяснил дядька нашей беде, а сам глазами показал, чтобы мы оба лезли в подвал. — Когда будете на месте, начинайте тянуть.
Потом Угодник взял обеими руками букет и верёвку так, что Настя приподнялась вверх и оказалась напротив его груди.
Мы забежали в сарай, потом в подвал, и, толкаясь, выбрались в мой мир, где нас поджидал второй букет, а в придачу дед с его забористым взглядом.
— Начали? — спросил он, когда увидел суету в наших глазах.
— Он Настю поднял и верёвку с букетом держит. Что делаем? — спросил я, дрожа от волнения и неизвестности.
— Клюёт! — разрядил дед сгустившийся вокруг меня воздух, а потом добавил: — Тянем-потянем, крещёных в наш мир перетянем.
Мы втроем еле поместились между сараем, Давидовичем и времянкой, и начали тащить верёвку на себя и дальше в сторону дедовой хаты. Павел пошагал вперёд с букетом и концом верёвки в растопыренных пальцах, а мы с третьим потащили её на себя, и начали пятиться от сарая.
— Стойте на месте, — скомандовал дед. — Руками перебирайте и в мою сторону попускайте, а то всё интересное пропустите.
Мы остановились, как вкопанные, и начали передавать верёвку из рук в руки, не оборачиваясь на деда.
— Мне почему-то страшно стало, — признался я товарищу.
— Тоже трясусь, — откликнулся третий. — А отчего верёвка не натягивается?
Я взглянул в распахнутую дверь сарая и ужаснулся. Верёвка прорезала бетонный пол нашего тайного убежища, как нож прорезает сливочное масло. Лишь неяркое голубое свечение виднелось на земле в том месте, через которое она проползала. И это свечение продвигалось к нам ближе и ближе, совершенно не пачкая проползавшую сквозь него волшебную верёвку.
— Мамочка, — услышал я дрожавший голос Александра.
— Не дрейфь, пехота, — ободрил я друга.
— Встань первым, а потом командуй, — взвизгнул бывший весельчак и рубаха-парень.
— Меняемся местами, — скомандовал я, когда снова услышал из-за времянки
Третий мигом оказался за моей спиной, а я, сделав несколько шагов навстречу магической верёвке, перестал гипнотизировать себя непостижимым зрелищем и сосредоточился на дядьке с бедой на руках.
«Каково им между мирами? Не дай Бог, застрянут на полдороги», — думал я, а верёвка продолжала выползать в наш мир.
В конце концов, она легко прорезала незамысловатый порог сарая, а потом выскочила из-под земли. Не просто выскочила, а повисла в воздухе, заканчиваясь всё тем же светившимся ободком, из которого продолжила заползать в наш мир.
Всё вокруг уменьшилось до микроскопических размеров. Воздух замер, время остановилось. Я увидел себя сверху и сзади, и, замерев, вытаращился во все глаза, когда в том месте, откуда выползала верёвка, сначала появилось бледное облачко, которое на глазах густело и разрасталось, а потом Угодник с Настей на руках вышагнул из облака в мой родной мир.
Я выдохнул и медленно вернулся обратно в своё тело, всё ещё тянувшее верёвку.
— Сработало? — заулыбался Угодник, поставил Настю на ноги и протянул мне букет.
Я, ничего не соображая, машинально вцепился в букет и начал сматывать чудо-верёвку кольцами, точно такими, какие видел в пещере на нагеле. Только когда верёвка начала заканчиваться, и мой взгляд упёрся в деда со вторым букетом в руках, я начал осознавать, что случилось.
— Прутики отвяжи и приготовь к боевому походу, — скомандовал дед.
«Час от часу не легче, — опешил я. — К какому ещё походу? К какому бою? Дайте сначала успокоиться».
— Отчего у тебя руки трясутся? — спросил меня Угодник, когда вышел из времянки уже без Насти на руках.
— Это вам всё просто, а я не каждый день с чудесами сталкиваюсь, — попробовал я оправдаться, а руки у меня, и правда, тряслись.
— Всё элементарно, — начал объяснять Николай. — Веточки от мамы Кармалии, а верёвка из шерсти четырнадцати жертвенных агнцев из четырнадцати миров первого круга. Но не из чистой шерсти, а с добавлением её. Договор есть такой с каждым миром, как увидят кого на этой верёвочке, пропустят туда, куда она протянута. А веточки для проходов таких и нужны. Мы с тобой уже с их помощью миры пересекали. Или ты не понял, когда за мной на «Москвиче» ехал?
— Может не до конца, но понял, что вы с Давидовичем на дороге проход открыли, когда задымили. А разве имя Кармалии не секрет?
— Ещё какой, — сказал Угодник. — Но я уже давно к вашему делу приобщён. Только никому другому говорить об этом не надо. Если миры захотят, сами поимённо представятся. А если им не понравится, что кто-то их имена разбалтывает, беды не миновать. Станет тот, как Павел, непомнящим.
— Непомнящим? Как же он нас обучает? — изумился я.
— Всё что нужно для вашей учёбы он помнит. И беспамятство его временное. О нём он сам попросил у Скефия. Чтобы на старости лет не проболтаться и беду не накликать, — объяснил Угодник.