Кристальный матриархат
Шрифт:
«Еду в соседний круг, где мигом стану тридцати трёх лет отроду. То есть, взрослым. Красота. То есть, кошмар. Там дымлю ветками… Нет, не дымлю. Как только узнаю, что уже в другом мире, бегу искать пятиэтажку. Нахожу, и сразу к той разговорчивой соседке. А уж она мне все новости выложит.
Нет, сперва позвоню в Настину квартиру, а если не откроют… А какой номер квартиры? Что пятый этаж, знаю, а квартира? Сколько их на площадке? Две, четыре? Может, три?»
— Дядь Коль, а номер Настиной квартиры знаете? — спросил я, когда мы уже
— Двадцать вторая, — ответила мне сама Настя.
Я увидел её лицо, которое врачи ещё недавно забинтовывали. Оно уже не было таким, как вчера. Всего за одну ночь синяки стали бледно-жёлтыми, царапины подсохли и, сузившись в разы, покрылись тёмной корочкой, а рваные раны, утратив опухлость, зарубцевались. Теперь она точно выглядела выздоравливавшей, а не больной. До симулянтки, конечно, далеко. И гипс на ногах напоминал, что она серьезно пострадала, пробивая дорогу в наш мир.
Мы проехали перекрёсток с кинотеатром «Родина», но не свернули налево к Колодочной фабрике, а всё также поцокали в сторону Второго вокзала.
«Почему в Армавире всё называют по номерам? Первый вокзал, Второе водохранилище, Третья больница. Неужели, так везде? Или на горожан подействовало наше посредничество, и они не захотели названия придумывать, а всё пронумеровали?»
— Больше ничего не вспомнил? — спросил Угодник, мельком взглянув на меня, когда я осмелел и выбрался из сена, чтобы отряхнуться и привести в порядок школьную форму.
— Дружка моего, который одиннадцатый, будем искать? — вспомнилось мне.
— Через неделю сам явится. Разговоров будет, разговоров. Может, придётся ему амнезию устроить, чтобы трепался поменьше, — сказал Угодник.
— Как это? — удивился я.
— Как у Павла нашего. Там помню, а тут забыл. Или наоборот. Забудет про путешествие в… Какой бы мир его ни забросило. Всё равно же, возвратят целым и невредимым, — заверил дядька.
— И мне амнезию устроите? — перепугался я за свою и без того дырявую память.
— Зачем? Ты же не болтун. Старший посредник всё должен помнить. Другое дело, если сам попросишь.
— Как Павел? — уточнил я.
— Да, — закончил разговор дядька, и я снова погрузился в планирование своего странствия.
Мысли в голове проплывали медленно, как пейзажи улицы, на которую мы свернули неподалёку от Второго вокзала, но следов не оставляли. Я тщетно старался разложить все новости по полочкам и подписывал каждую следующую коробочку словами: «Не забыть».
Амнезии я боялся больше, чем неизвестности, которая собиралась вот-вот проглотить меня здесь, а выплюнуть… «А где окажусь? — спохватился я. — Ведь ещё никому не рассказывал, что знаю второй круг миров поимённо?»
— Как мне с тамошними злыднями? По номерам их высвистывать? А если не послушаются, тогда розгами окуривать? — заковыристо спросил я, опасаясь ненужного внимания хозяина сивого мерина.
— Ты уже всех знаешь. Сам
— Про первый круг разговор был, а не про второй, — насторожился я.
— На, — получил от дядьки тетрадный листок, сложенный вчетверо.
Мигом развернул записку и прочитал первую строчку: «Не умничай!» А снизу ровные ряды неизвестных каракуль, нарисованные чьей-то аккуратной рукой. Если бы не номера слева от строчек, никогда бы не поверил, что это список почти трёх десятков мировых имён второго круга, а не просто красивые закорючки. Только вот, на каком языке всё было написано, я не понимал.
— Мне не осилить такого. Я же не понимаю ни одной буквы.
— Читай первую строчку, — сказал Угодник и рассмеялся.
Я не стал ломать голову и засунул листик в карман школьных брюк, после чего начал изучать неизвестную часть родного города, в которой оказался.
* * *
Когда наша вороная процессия неожиданно оказалась на перекрёстке улицы Черноморской с той самой, по которой мы ехали, я наконец сориентировался, где нахожусь, а Угодник тотчас приступил к расспросам.
— Ну что, Настюха, есть места знакомые? Не стесняйся. Ты в точно таком же месте свой подвиг совершила. Осматривайся. Никто на тебя здесь не набросится, обещаю.
Настя начала обозревать округу, но ничего не угадывала, а только беззвучно шевелила губами. Мы повернули налево, в сторону двухэтажных домиков и зацокали подковами дальше.
— Вот тут у нас пустырь, — начала она узнавать местность. — А вон там железная дорога, что в Туапсинск. Тут школу ещё не достроили, а у вас уже стоит. Вон там за домами моя квартира, которую, как вдове, выписали по ордеру.
— Не спеши. Нам всё подробно нужно знать. Где магазин? Который хлебный, — уточнил Угодник.
— На Анапской, — указала Настя в сторону улицы Новороссийской. — На углу гастроном или универмаг, я их всегда путаю.
— Запоминаешь? — спросил Угодник уже у меня.
— Ага, — отозвался я мигом. — Как можно универмаг не запомнить? И двадцать вторую квартиру.
Мы ещё пару раз прокатились по улице Черноморской, заезжая во дворы двухэтажных домиков и домов повыше. Настя тараторила, как швейная машинка «Зингер», а я поддакивал, не задумываясь о таких мелочах, как разница между мирами и их постройками.
«Окошко ещё не вставлено, небось. Так что, мимо второго подъезда не пройду. Вот только, где в тех мирах появляться, чтобы поменьше видели чужие глаза», — размышлял я о более серьёзных вещах.
— Она из такого же города, как наш? — подал признаки жизни кучер.
— Построили почти такой же, — ответил Угодник. — На целине состряпали. Даже названия поленились другие придумать.
— Вот оно что, — удивился мужичок и снова замолчал.
— Давай, братец, теперь нас на Новороссийскую, а дальше к парку, что возле кинотеатра, — скомандовал дядька.