Кристальный матриархат

Нерей Александр

— Начинаем борьбу за права мужчин и женщин! — орал я на лету во всё горло. — Борьбу за лучшее будущее для мира номер двадцать два!

— Как это, за права женщин? — возмутился юный помощник.

— А вот так. Чтобы твоя мамка имела право самой тебя родить, а не найти в капусте. Имела право на открытую любовь к сыночку. На его садик, на его учёбу в школе, на его острый не оскоплённый ум. На надежду на сына. На его доброту и ответную любовь к мамке. На простую мужскую любовь, наконец! — прокричал я и запрыгнул

в лоджию пятого этажа со штыковой лопатой на плече и узлом полным серебряных рублей.

Глава 18. Ливадийская подмога

— Сколько здесь? — заглянул через моё плечо Димка.

— Очень плохое количество. Просто, очень и очень плохое, — невесело констатировал я, когда расставил монетки столбиками по десять штук.

— А сколько это, «плохое количество»? — уточнил любознательный ребёнок.

— Тут два раза по триста тридцать три рубля. А это очень плохая цифра. Поэтому и количество плохое. Что же придумать, чтобы снять с этих денег порчу? — задумался я и собрался уплыть в размышления.

— Палкой своей их перекрести. В палке, знаешь, какая сила сокрыта? Она вся сияет невидимым, но чудотворным светом, — заявил мне недоросль с феноменальными талантами.

— Тогда тащи её на кухню, — велел я всезнайке.

Разделив клад надвое, я поставил монетные столбики на табурет и взял в руки заморский юго-западный подарок.

— Я осеняю, а ты смотри, может, ещё что-нибудь увидишь. Если эта палка от Босвеллии, тогда она нечистый дух мигом выгонит, — рассудил я и начал крестить обе кучки монет поочерёдно.

— Первым разом, божьим часом, помолюсь я Господу Богу, всем святым, всем преподобным, — начал молиться Димка тоненьким детским голосом.

У меня тут же зашевелились волосы, а воздух вокруг сгустился до такой степени, что я еле-еле пересиливал его сопротивление, чтобы продолжать троекратные крестные знамения, как и положено по православному обычаю.

— Зло, тут тебе не быть! Честным людям не вредить! Отсылаю тебя на дальние болота. Туда, где люди не ходят, собаки не бродят. Во имя Бога нашего и нас, крещёных и нарожденных в двадцать втором мире, — закончил Димка молитву и, перекрестившись, начал её заново: — Вторым разом, божьим часом, помолюсь я Господу Богу…

Так он читал семь раз, а я крестил монеты. Крестил и надеялся, что его молитва поможет и серрублики избавить от поселившегося в них зла, и мне с умом их потратить на пользу добрым людям.

Сколько раз махал заморской дубинушкой, я не считал, а только, пока Димка молился, я продолжал осенять знамениями и табурет, и столбики монет, и всю квартиру.

— Аминь, — закончил молиться Димка, троекратно перекрестился и поклонился.

— Сам придумал? Только-только узнал номер мира, а уже в молитву пристроил. Но я-то не из вашего двадцать второго, — похвалил я мальца,

удивившего меня в который раз.

— Я, правда, пристроил номер, как ты говоришь. Но, всё равно, это очень сильная молитва. Настоящая, — похвастался Настевич. — А деньги мы в двадцать втором тратить будем, так что простительно.

— Не только в двадцать втором. А теперь собирайся.

— К мамке? И ей всё расскажем? — запрыгал он, как новогодний зайчик.

— Не совсем. Мы с тобой ненастоящую мамку в аренду возьмём, которая из соседнего мира. А когда она нам поможет с хозяйством, обратно её сплавим. Договор? Половина этих денег для двадцать третьего мира. Так мы и зло обманем, и тратить здесь эти шестьсот шестьдесят, тьфу! Не будем.

— Но тьма из них уже выскочила. Они же теперь не страшные. Хотя, конечно, ты всё правильно придумал, — согласился ребёнок.

— Ты что, тьму какую-то видел? — подивился я его способностям.

— Аж шкворчало, когда ты крестил, а я читал. Всё дымом вылилось и в дверь балконную прошмыгнуло. Вот те крест, — побожился новогодний зайчик.

— Верю. Только нам нельзя чужой мамке всё это богатство показывать, — сказал я и задумался не на шутку.

— Прячь половину денег в диван, — посоветовал Настевич.

— А дальше что? Я же её сюда хозяйствовать приведу. Пусть с Дашкой трудится, пока мы подвиги совершать будем и по твоему миру мотаться. А если в диван залезет? — снова задумался я.

— Глаза от них отведём, как при полёте на дирижабле, — посоветовал умник.

— Точно. Временная, так сказать, мера, — согласился я и засунул в диван консервную банку, в которую домовитый Димка уже высыпал половину серрубликов. — Теперь сам проси двадцать второй мир о сокрытии нашего капитала от чужих глаз, — скомандовал я напарнику.

Димка начал просить Кристалию о сокрытии денег, смешно сморщив нос и мигом посерьёзнев, а я, не слушая его просьб, сам позвал Кристалию по имени и попросил о таком одолжении.

Когда "формальности" были соблюдены, начал мозговать, что сперва сделать, отдать долг или позвать на помощь Ливадийскую Настю с дочкой.

Так ни к чему и не пришёл, а Димка потребовал путешествия в соседний мир:

— Айда на балкон. Пора.

— Не нужно на балкон. Мы только из квартиры выйдем, и всё. Неси их половину монет.

Он протянул мне вторую консервную банку с деньгами и вздохнул:

— Всё одно, мамка в в этих банках куличи не печёт. Пошли.

Мы вышли за дверь и заперли её на ключ. Я взял из банки горсть монеток и засунул их в карман на мелкие расходы в этом и соседнем мире. Потом посоветовал Димке зажмуриться и начал просить Кристалию о переносе в Ливадию.

По мелькнувшим молниям, стало ясно, что мы уже на месте, и я постучался в слегка изменившуюся дверь.

* * *