Критика буржуазных медико-социологических концепций
Шрифт:
Я думаю…
Сколько из них верили в то, за что сражаются?
Сколько просто выполняли долг?
Сколько из них… не должны были умирать?
Но я не позволяю себе думать об этом. Не думаю о них, как о людях. Не думаю, что это были жизни, что я разрываю их пополам.
Я ищу Кириана. И нахожу его.
Он сражается с офицером Львов. Вокруг него его бойцы, но они держат дистанцию. Что-то не так. Я вижу это в его движениях. В тяжести его ног. И тогда я замечаю пятно, расползающееся по его левому бедру.
Он ранен.
Он
— Одетт, — предупреждает Кайя.
Этого хватает, чтобы я снова забрала часть силы.
Я не могу потерять контроль.
Бойцы Кириана падают. Один пронзён мечом. Другой бросается к нему на помощь — и его ранят в спину.
Львов всё больше.
Волков всё меньше.
Кириан видит это. Он понимает. И теряет концентрацию. Один миг. И этого хватает. Офицер поднимает меч. И с изящным взмахом пронзает его плечо.
Страх пронзает меня, словно стрела.
Сила вырывается, прежде чем я успеваю захотеть этого. Но я уже истощена. Я всё ещё удерживаю армию. Удар выходит слабым. Не чистым. Но достаточным.
Офицер роняет меч. Хватается за горло, которое я сжимаю. Кириан смотрит на него снизу. Ползёт к своему мечу. Офицер борется, оглядывается, ищет меня глазами. Но я не хочу его душить. Я хочу разорвать его. Сломать пополам.
Он сопротивляется. Но я побеждаю. Шея воина выворачивается под неестественным углом, кости почти прорывают кожу. Миг оцепенения, а затем ужас войны вновь поглощает всех. Ещё один солдат устремляется к Кириану.
Я не позволяю. Ломаю ему руку. Кириан не встаёт. Не знаю, может ли.
Он сжимает меч одной рукой, другой прижимает рану на плече. Ещё один Лев бросается на него. И ещё один. Я останавливаю их обоих: одного душу, второму разрываю лодыжки. Когда речь идёт о жизни, нет места жалости. Нет времени для сомнений. Сдавливает грудь. Пустота. И нечто худшее. Свет. И тьма. Всё. И ничто.
Одной рукой я продолжаю удерживать Кириана и его бойцов.
Другой — не даю наступать Львам. Они окружают их. Я не могу оставить их. Всё плывёт перед глазами. Я уже не вижу Кириана. Но и не нужно. Я знаю, что делать. Что должна сделать.
— Одетт.
Я не узнаю голос. Где-то внутри понимаю, что это Кайя, но её слова звучат оторванно, будто не принадлежат ей. Я не знаю, где я. Я знаю только одно. Я должна убить их всех. Не важно, во что они верят. Не важны их грехи и надежды. Только смерть. И её нужно им отдать.
— Одетт.
Я чувствую ветер. Чувствую землю, пропитанную кровью. Море за горизонтом. Огонь, горящий в недрах мира. И в солнце, что пылает над головой. Ветки деревьев. Зверей, что бегут в свои норы.
— Одетт…
И Кайю. Она здесь. Но я не вижу её. Как не вижу Ильхана. Как не вижу Камиллу. Как не вижу Кириана…
Сила бурлит, хлещет из меня, поглощая всё.
В мраке перед
Я знаю, кто он. Знаю, что он.
Высокая фигура, тёмный, обветшалый плащ, широкие плечи и звериный череп вместо лица.
Рога, как страшная корона.
Эрио.
Он пришёл за мной. Он смотрит из тьмы. И ничего, кроме него, в этой тьме нет. Чёткие очертания. На фоне размытых теней. Голова поворачивается. В этом движении нет ничего человеческого. Только что-то хищное. Что-то ненасытное. Полые глазницы впиваются в меня, и холод пронзает до костей. Воздух превращается в лёд. Холод поглощает всё.
И я снова вижу сон.
Дом в лесу. Сумерки. Мои родители, держащие меня на руках. Брюнетки в кругу. Теперь всё становится ясно. Теперь я знаю, кто они. Соргинак. Моя семья. И картина рвётся на части. Точно так же, как всегда. Эрио пожирает её.
И я остаюсь такой же пустой, как его глаза.
— Одетт!
Рывок. Пальцы сжимаются на моём подбородке. Когти вонзаются в руку. И вдруг всё окрашивается в синий. Я понимаю. Я смотрела в небо. Голова откинута назад. А затем я вижу их.
Камиллу, сжимающую мой подбородок, заставляя смотреть на неё.
Каию, вцепившуюся мне в руку. Её пальцы сплетены с моими.
Холод отступает.
— Вернись, — приказывает Кайя.
Эрио исчез.
Мир снова падает на меня. С жуткой силой. Волки дерутся с Львами. Изуродованные тела. Кровь, смешанная с землёй.
А вон там… На последнем холме. Солдаты. Разорванные. Я убила их.
— Продолжай помогать Кириану и его людям, — говорит Камилла, голос её мягкий, ровный.
— Я займусь новыми.
Я подчиняюсь. Сдерживаю Львов, преследующих людей Кириана. Теперь я почти не невидима. Мелкая помощь. После того, что я делала раньше. Но даже это выматывает.
Руки дрожат. Я атакую, не давая им добраться до него. Душу. Металлический запах. Молнии падают с небес. Земля трескается. Я чувствую их смерть. Каждого из них.
Я ощущаю их на другом конце нитей силы, что разбрасываю вокруг. Я свидетельствую ужас и страх, которые мы внушаем. Которые внушаю я. И всё же понимаю, что этого недостаточно.
Волки больше не теряют позиций, кажется, что они начали теснить врага, но Львы не перестают выходить из леса.
Их генералы продолжают отправлять своих людей на верную смерть. Если так пойдёт дальше, они просто измотают нас.
В момент моей невнимательности один из вражеских воинов прорывается ко мне и прыгает на спину Кириану, который сопротивляется, несмотря на раны.
Я реагирую мгновенно. Движение руки — и один солдат отлетает назад.
Я сосредотачиваюсь на том, кто атаковал Кириана, таком неосмотрительном, что сам загнал себя в ловушку. Одной мыслью я разрываю ему шею. Что-то внутри рвётся и выворачивается. Эйфория, противоречивая, зовёт больше, больше, но в то же время предупреждает: если я пересеку черту, Эрио может вернуться.