Критика буржуазных медико-социологических концепций
Шрифт:
— С севера, из ковенов, — тихо добавляет она. — Почему нас не касается этот закон? Ведьмы не могут творить магию, как им вздумается. Даже соргинак. Ты сама видела, какой ценой ей далась смерть этих тварей, даже если это была защита, даже если она использовала бурю.
В лесу уже не видно ни следа Кайи. Она быстрее нас, а мы до сих пор вымотаны.
— Мы найдем ответы только в том случае, если пойдем с ней.
Ева смотрит на меня. Дождь липкими прядями прилипает к ее щекам, ко лбу. Она откидывает волосы назад.
—
Мы замечаем вход в поселение, обнесенное каменной стеной, и часть меня облегченно выдыхает, оставляя лес позади.
— Я не принесу большой пользы в войне, если не смогу управлять своими силами, — сглатываю я. — Хотя, возможно, ты могла бы остаться.
В ее глазах вспыхивает понимание, и я тут же отвожу взгляд.
— Как Лира или как Одетт? Кого мне играть? Наследницу или тебя?
Меня передергивает от самой этой мысли.
— Думаю, ты можешь быть кем захочешь, разве нет? — отвечаю я искренне, но в голосе звучит горечь.
Ее улыбка прекрасна.
— На самом деле, думаю, кто-нибудь бы сразу заметил, что я не ты.
Я не реагирую на это, не хочу думать, кого она имеет в виду.
Мы входим в поселение. Здесь дождь мельче, словно серый шелковый покров.
— Ты можешь остаться, — повторяю я. — Уверена, Нирида будет тебе благодарна.
И тогда она не будет скучать по мне, мелькает в голове.
Ева несколько секунд молчит, потом медленно качает головой.
— Пообещай мне, что потом ты поможешь уничтожить Орден.
Я сглатываю.
— Ева…
— Пообещай. Я пойду с тобой в ковен, а потом на войну, если ты поможешь мне покончить с ними.
— Ты не нуждаешься во мне, чтобы их уничтожить, — говорю я.
— Знаю, — усмехается она, красиво и безжалостно. — Но я не хочу оставаться одна.
Что-то внутри меня надламывается, когда я слышу эти слова, когда вижу, как в ее свирепом лице проскальзывает нечто хрупкое.
Я понимаю: я могу сказать «нет». И, кажется, впервые за долгое время у меня есть выбор.
Может, именно поэтому я не раздумываю, когда протягиваю руку.
— Сначала ковен, потом война, потом Орден.
Ева поднимает руку в ответ.
— У нас сделка, пташка.
— Сделка, — соглашаюсь я, и в тот же миг меня прошибает разряд.
По тому, как она отступает на шаг, понимаю — она почувствовала то же самое. Но мы не произносим ни слова.
Мы идем дальше, и странное ощущение пробегает по моим пальцам, к их кончикам — легкое покалывание, почти теплое.
Я хочу сказать ей «спасибо», но не говорю. Почему-то.
— Ты в порядке? — спрашиваю я, замечая разорванную ткань на ее платье, следы укусов на плече.
— Одна из тварей вцепилась мне в руку, — отвечает она. — Но я поправлюсь. — Ева бросает на меня взгляд. — А ты?
— Только пара царапин.
Она вдруг смеется — легко, звонко, и этот звук странно неуместен в тяжелом воздухе.
—
Я киваю. С каждым шагом сердце постепенно возвращается в привычный ритм, а вместе с ним приходит осознание боли — ударов, порезов. Я могла бы исцелить ее, и она могла бы исцелить меня. Но перед глазами встает образ Эрио, ждущего меня.
На этот раз — только лекарь.
Подниматься по ступеням к входу — пытка, мучительно долгая и невыносимая. Но что заставляет нас остановиться перед самым порогом, так это не усталость, приковавшая нас к земле.
За углом раздается голос.
— Идиот, — выплевывает кто-то, полным ненависти тоном.
Слышится глухой удар, грохот, и чей-то стон.
— Тупица!
Мы поспешно заканчиваем подниматься по лестнице. Заворачиваем за угол и замираем, столкнувшись со сценой перед нами:
парень лежит на полу, прикрывая голову руками; три офицера смотрят сверху вниз, а еще один, тот, что в форме, стоит между жертвой и… Дериком.
Молодой офицер, возможно, даже младше нас, встал между своим капитаном и парнем на земле. Дерик держит свое оружие за ножны, чуть ниже рукояти.
Молчание тягучее, пока Дерик не разрывает его.
— Ты с ума сошел?
— Капитан, не хочу вас ослушаться, но он…
Звук пощечины резкий, звонкий. Удар настолько сильный, что офицер отворачивает лицо, но не двигается, только моргает, пытаясь сдержать слезы, которые кажутся чисто рефлекторными.
— Не смей вмешиваться в то, как я обращаюсь со своими рабами.
— Нет, капитан, — отвечает тот.
— Раз уж тебя так волнует их целостность, то в следующий раз, когда этот посмеет уронить мой меч, вместо того чтобы ударить его рукоятью, я проткну тебя лезвием.
— Да, капитан, — без колебаний подтверждает он.
— Дурак, — Дерик сплевывает на землю.
Он собирается сказать что-то еще, но я делаю шаг вперед, и это тут же привлекает его внимание. Капитан, которого Нирида не может уволить, выпрямляется, перехватывая рукоять меча в ладони. Парень на полу слегка приподнимается, но не встает, сжимая ладонь на окровавленной щеке. Рана глубокая, кровь сочится сквозь пальцы и стекает по тонкому запястью.
Другой парень, тот, что вмешался, высок и строен. Его внешний вид мужественный и красив, но в нем есть что-то мальчишеское — пухлые щеки, невинные глаза.
На его правой скуле уже темнеет след от пощечины.
— Леди, простите, что вам пришлось увидеть, как я воспитываю своих людей, — произносит Дерик. Я замечаю, как его взгляд скользит по нам сверху вниз, задерживаясь на мокрой одежде. — Вам не нужна помощь?
— Нет, — быстро отвечаю я.
Я снова осматриваю всех. Напряжение в воздухе почти осязаемо. Дождь все еще моросит над садами, но теперь это не та буря, что бушевала несколько минут назад — лишь мягкий шелест.