Критика буржуазных медико-социологических концепций
Шрифт:
На берегу пришвартованы лодки — большие, роскошные, покрытые соломенными и глиняными крышами, и маленькие, едва достаточные, чтобы разместиться гребцом.
Кайя подходит к одному из двух каменных фонарей, обозначающих конец пути. Она склоняется к его пламени, шепчет что-то мне неразборчивое и делает грациозный, почти танцующий жест рукой.
В следующий миг огонь в фонаре гаснет.
И вспыхивает вновь — теперь уже парящий рядом с Кайей.
Она ведёт
Свет поднимается в воздух, взмывает выше, до самой реки.
Когда он минует один из берегов, вспыхивают другие такие же огни.
Пересекая реку, он пробуждает десятки блуждающих огоньков, словно пробудившихся ото сна длиной в тысячу лет.
Они вспыхивают из ниоткуда, словно призванные первым, и начинают распространяться по городу, по домам, садам…
И только тогда я замечаю: даже в окнах начинают загораться новые огни.
— Идём? — нетерпеливо спрашивает Кайя, когда ни одна из нас не решается ступить вперёд.
— Что ты сделала? — спрашиваю я.
— Дала знать, что мы пришли.
— Они знали, что мы придём? — удивляется Ева.
— Я написала им, как только нашла вас, — отвечает Кайя.
— А какой будет плата за этот сигнал? — с любопытством уточняет она.
Кайя продолжает путь, даже не оборачиваясь.
Огонёк, сопровождавший нас, гаснет, как только мы ступаем на тропу, ведущую к главному мосту и дворцу.
Лишь тогда она оборачивается.
Её лицо скрыто в тенях.
— Некоторое время ходить во тьме.
Я сглатываю.
И вскоре понимаю, насколько это правда.
Потому что, когда мы приближаемся настолько, что свет должен был бы осветить Кайю, все огни в округе гаснут.
И мы с Евой быстро учимся держаться на безопасном расстоянии, чтобы эти тени не коснулись и нас.
Мост, на котором стоит дворец, скрывает в себе переход — крытую галерею, что проходит через всю величественную конструкцию.
Она полна арок и балконов, выходящих прямо к реке, которые на самом деле служат опорами для здания.
На входе в этот переход нас встречает первая соргинак — лишь тёмный силуэт в тканях.
Чем ближе мы подходим, тем отчётливее я понимаю: она стара.
Худая, узкая фигура держится с королевской осанкой.
Лицо в морщинах, заострённое и худое, но в своём роде красивое.
А холодные зелёные глаза — они неотрывно следят за нами с той секунды, как мы появились…
Нет.
Они следят не за нами.
Они следят за мной.
— Амарис, — произносит Кайя и склоняется вперёд в поклоне.
Свет фонаря, рядом с которым стоит соргинак, тревожно дрожит.
—
Кайя послушно отступает.
Я интуитивно понимаю: Амарис — важная соргинак, раз позволила себе такой тон, и Кайя даже не попыталась оскорбиться.
Она делает несколько шагов назад, оставляя нас наедине с прекрасной старухой.
И вдруг…
Мне хочется спрятаться за Кайю.
Теперь Амарис смотрит на нас обеих.
Но я уверена, что на меня — дольше.
— Ваши имена, — велит она.
— Ева, — твёрдо отвечает моя спутница.
— Одетт.
Глаза соргинак снова сосредотачиваются на мне.
— Кто дал вам эти имена?
— Моя мать, — отвечает Ева, не раздумывая.
Я поворачиваюсь к ней.
И вдруг понимаю: я никогда не задавалась этим вопросом.
Даже не думала о нём.
Помнит ли она? Помнит ли своих родителей?
Может, в её памяти сохранилось гораздо больше, чем в моей — смутное, туманное воспоминание, похожее на сон.
— А ты, Одетт?
— Я не знаю, — признаюсь.
Мои пальцы сжимаются в кулак… а затем разжимаются.
Я завидую Еве.
— Меня зовут Амарис, и я бывшая королева шабашей Сулеги.
Я невольно напрягаюсь.
Но стараюсь, чтобы это не выдало меня.
Это не только страх.
Не только уважение.
Это… что-то другое.
Примитивное.
Глубинное.
Я не понимаю, что именно, но чувствую.
Между нами, что-то есть.
Что-то…
Может, магия?
Ева, всегда более решительная, чем я, чуть склоняет голову в знак признания.
Я повторяю, за ней.
Амарис хмурится.
Приподнимает подбородок.
— Дочери Мари не склоняются. Даже друг перед другом.
По спине пробегает ледяной холодок.
— Ты… ты такая же, как мы? — осмеливается спросить Ева.
— Скорее, это вы такие же, как я, — отвечает женщина.
Я затаиваю дыхание.
Вот оно, это чувство… Это то, что я ощущаю? Это та же магия, что течёт в нас?
— Вы должны сказать нам, кто мы, — шепчу я.
В моих словах нет приказа. Только мольба. Тихая, отчаянная.
Но старая ведьма не отвечает. Она оборачивается к Кайе, что остаётся в тени.
— Ты им не рассказывала?
Та качает головой.
— Я говорила только о Лесе Ярости и украденных детях.
Суровое лицо Амарис вновь поворачивается к нам.
Вокруг нас продолжают загораться огни деревни.
— Вы, как и Кайя, как и я, — часть шабашей.
Я задыхаюсь.