Кривая сосна на желтом обрыве
Шрифт:
Как бы то ни было - занимаясь в два раза больше, чем полагалось, я не мог сдать экзамен плохо, не говоря о том, чтобы не сдать его вообще. Я получил свой пояс и впридачу пару поощрительных фраз от приехавшего из области дылды - Петрович говорил, у него четвертый дан. В общем, заслужил.
И самое главное, повязав этот пояс, я почувствовал себя по-другому. Я понял, почему поясу надо кланяться. Кому смешно, кто это не понимает, смейтесь. Это почувствовать на себе надо. Кланяются не поясу, это вообще-то всего лишь простеганная полоска ткани. Кланяются той работе, которая была вложена для его получения.
Очень скоро я обнаружил, что я такой старательный не один. Компания "особо оголтелых", постоянно кучковавшихся на занятиях, составляла человек пятнадцать. Разного возраста, разного уровня подготовки, фанаты, можно сказать. Меня туда сразу приняли, как своего. В эту компанию как своих принимают всех, кто на тренировках не филонит.
Меня не особо удивило, когда я каждый день оказывался в одной шеренге с вьетнамцем Васькой. То и дело его цепляли всякие орясины чуть не вдвое больше его весом. Я припомнил, что и Тимка тоже малюхастого вьетнамца часто задирал. Научиться давать сдачи надо было как можно скорее.
Но вот отчего я фигел, так от того, что три сестры Садоевы точно так же каждый вечер являлись в тренировочном зале. И даже младшие сразу бросили девчоночью привычку царапаться и хватать за волосы. Зачем бы Ваха делал из дочерей воительниц? Ладно бы сыновей не было, а у него пацанов пол-взвода. Я у Аминатки в школе однажды это напрямую спросил.
– Ну, занимались бы, как все, три раза в неделю, и то добро. А вот так-то вас гонять зачем? Мать дома одна, наверно, зашивается со стряпней и уборкой.
Я знал, что у Садоевых был настоящий домострой. Все помогали по хозяйству. И правильно: иначе с такой оравой матери можно было в струнку вытянуться.
– Отец сказал, что за год мы должны научиться у Вячеслава Петровича как можно лучше драться, что нас в конце года братья будут проверять, чему научились. Проверять будут с пристрастием, потому что их отец сейчас по дому на всякой нашей работе напрягает. Матери помогать все равно надо. Им вредно, но деться некуда. А нас, отец сказал, еще стрелять учить будет.
– Это зачем? И из чего, из пулемета, что ли?
– Почему из пулемета? Из охотничьего ружья, у нас дома все стрелять умеют, и мама тоже. Забыл, где мы живем?
Н-да, это я правду дурака свалял. У нас по чабанским точкам везде ружья на законном основании, и все пастухи состоят в охотничьем обществе или как его там. Где овцы, там и волки. Правда, представить с ружьем Бике-ханум, малорослую и сухощавую, было затруднительно.
– Послушай, а твою мать отдачей с ног не сбивает?
– У нее малокалиберка, и мы из нее стрелять будем.
Вот тебе и домострой.
Пришли осенние каникулы. Мамуля с бабулей суетились по поводу какого-то санатория, я сказал решительно, что не поеду никуда. Зачем? Как Петрович и сказал, инсулин у меня сошел до минимума. Укол пролонгированного действия на ночь, после ужина. Утром проверить сахар, иногда инсулин требовался в минимальной дозе, а иногда не требовался вовсе. Дальше был вопрос в режиме питания - чего-нибудь слегка перехватить на перемене, потом за обедом съесть только суп, потом
Утром первого дня каникул спустился к деду в мастерскую. Тот встретил меня ворчанием - мол, заявился, лодыряка, - но я знал, что ворчит для порядка дедулечка, а сам рад меня видеть. Ни на что у меня времени не хватало с тренировками шесть раз в неделю. Школа, уроки сделать, убегаю в спортзал. Перед сном почитать что-нибудь с отцовской полки, или с ним же потрепаться на темы когда отвлеченные, когда геологические. А потом в люлю, и пока будильник не зазвонит. А назавтра все то же самое.
К дедулечке я спустился с целью сделать себе кое-что из снаряжения. Петрович подробно объяснил, какой должна быть деревянная амуниция. Деревянные ножи, нунчаку, шест, парные палки, боккен - деревянная сабля. Нашлась подходящая древесина - двухметровая дубовая колода прямо в коре, твердая до невозможности. Вручную из такого материала что-нибудь сделать - сорок потов сойдет. Но у нас с дедулечкой на все есть приспособы. К обеду весь комплект был готов, вечером на тренировке я уже хвастался Петровичу.
– Классно, - оценил он.
– А у тебя материал остался?
– Да там еще на четыре таких комплекта! Вам надо? За день выточу!
– Надо. Серега. Только не мне. У меня, сам знаешь, всего уже куча с лишним.
Подозвал Аминат и Ваську.
– Нравится?
Еще б не нравились. У Садоевых у всех троих в качестве ножей были обструганные ореховые прутья. Прочей снаряги не наблюдалось вообще. У Васьки нож был пластиковый, какой-то детский бармалейский кинжал. Не иначе старую игрушку братишки приватизировал.
– Вот их и отоваришь, - заключил Петрович.
– Если будет возможность сделать еще - делай, такие и в городе с руками оторвут.
– А сколько?
– спросил практичный Васька. Глаза у него горели.
– Смотря чем платить, - не очень понятно ответил Петрович.
– Ты, Серега, сам во что свой труд ценишь?
Я пожал плечами. Мне много раз приходилось помогать деду и самому делать что-то на заказ, и деньги брать за работу я не стеснялся. Но тут как будто что-то встало поперек.
– Мне-то что. Материал дармовой, руки не купленные.
– Неприлично так, - запротестовала Аминатка.
– Мне дома сделают, но так хорошо не сумеют. И станков у нас нет.
– А у нас у всех, что касаемо дерева, руки из задницы растут. Причем ладошками кверху, - уточнил Васька.
– Оно и видно, - съехидничал тренер.
– Такое у тебя, прости, убожище! Ну ладно. Так я о чем... Такая работа стоит ой как недешево. Но ценить ее можно не только в деньгах. Я рад, что ты, Серега, со своих деньги спросить постеснялся. И вы, ребята, тоже совершенно правы. Халявщиками быть нельзя. Поэтому делаем так. Сережка делает вам по такому же набору, вы по мере сил помогаете и учитесь тому, как это делается. А потом каждый из вас чему-нибудь полезному Сережку учит. Может, не сейчас, может, когда-нибудь после. Чему - придумаете, найдете.