Кривизна Земли
Шрифт:
Карьера Сергея кончились с падением СССР. Об этом он не жалеет. Душа его умерла. По слухам, жизнь одна. Приходит верный ангел Софа. Она еще работает на Пятницкой 25, хотя первого отдела там нет и, говорят, не будет. Как знать, Горгониды стоят у очередного Олимпа. Новости Сергея не интересуют, он владеет магазинчиком на углу Столешникова переулка и Петровки. Где была двухэтажная гостиница «Урал» и при ней, если кто помнит, мужская парикмахерская.
Финка
«Случайно падали звезды». Земфира, песня «Прогулка».
«Случайность – проявление внешних неустойчивых связей в
Барух де Спиноза.
Город Агрыз знаменит в Татарии Замковым заводом. Все там работают, делают замки на сараи, вагоны, на арестные «воронки», калитки, на удобства во дворе. Много чего требуется запереть. Выпускают сейфы. К ним полагаются три ключа. Слесарь точит еще один и прячет дома. Иногда на четвертый ключ падает дорогой покупатель. Способствует ли замковый ассортимент ужесточению нравов, не ясно.
Более ничего в Агрызе нет, кроме ресторана «Прибой». До Перестройки деньги у заводских были, народ вечерами ломил в единственный «Прибой». Там вся обслуга молодые нетесаные татары. Не пьющие, все в злом стремлении содрать десятку и еще, еще. Вынуждали заказывать горячее и много водки. Горячина – мясо несъедобное, а водка и дома. Беспощадны: час отсидел – освободи место. Набегут официанты ордой, скрутят и выкинут на снег. Одна слава, в ресторане был. Был и четырнадцати лет Павел, по случаю, с мамой и отчимом. Он сидел против большого зеркала, мелькали пьяные лица, женщину ударили. Паша испугался.
Крохин Павел бросил школу и сбежал из города Агрыз. Бежал из-за финки, стального клинка. Пришел к приятной девочке Тоне уроки учить. Тихая Тоня отличница и шефствует по математике и физике. Получится – поцеловать, тронуть губами нежный уголок ее рта. На стенном ковре увидел роскошный, не очень большой нож, в конце тонкий как жало, наборная ручка цветными кольцами. Два часа под тихие объяснения теорем и задач смотрел на сверкающую сталь. Уходя, снял клинок со стены. Будь кто в комнате, не мог бы украсть, и жизнь пролегла бы иначе. Лишь только коснувшись лезвия, почувствовал чужую, бурную силу в себе. Слов «фетиш, фетишизм» Паша не слыхал. Прорезал боковой карман брюк и лезвие в самодельной кобуре касалось ноги, а небольшой эфес и рукоятка всегда в кармане под правой рукой.
О последствиях кражи Павел не думал. Трое знакомых ребят встретили у крайних гаражей, гиблое место. Бежать бы, но клинок жжет в кармане.
– Отдай финку, блядский гад! Ее Тонькин брат из зоны принес! (В небольших городах ребята уважают «мотавших срок». Девочки ищут трагической любви приблатненых. Прилипчивая бравада зоны. Эта беда не оставила фабричные поселки и ныне).
Трое побросали сигареты, свидетельствуя о серьезном. Повалили на снег и ногами. Паша извернулся вынуть нож и вскочил. Пацаны разбежались. Он побрел оврагом, держа на заводскую трубу. Чистого снега по пояс.
Дома нет никого. Будь мама на кухне да спроси, дать ли ужин, судьба Павла не изменилась бы круто. Впереди каникулы, а там может быть отдам финку. В школе он вор, Тоню жалко. Но против трех дрался… Мамы все не было. Холодно Паша вынул из закладки отчима девяносто рублей (никогда его не увижу), оделся потеплей. В три дня он добрался до Ленинграда. Подобрал водитель фуры с надписью на борту: «Не тормозить! Пустой, трезвый, денег нет». Ехали быстро.
Павел Крохин ел горячее в буфете, не решаясь обратиться к соседу за столом. У того, как рот открыл, блеснула железная челюсть на сорок зубов. Мужик ногтем разрезал спичку вдоль и ковырнул в зубах. Тоже мне ленинградец.
– Тебе прописаться
Павел бродил по городу, не видя за обледенелыми от слез ресницами. Зеленый дом – будто Зимний дворец, площадь с колонной – Дворцовая. Где переспать? Паша слышал только свое нечистое горячечное тело. Голод тоже. Вернуться в Агрыз, отработать деньги отчиму. Он достойный мужик, поймет. Мама из своих сбереженных тайком даст.
Над рекой светало. Он смотрел бессмысленно на дворничиху в ватнике и грубом головном платке. Тепло ей грязный снег разгребать, чаю горячего сладкого напилась.
– Ступай согрейся, сказала тетка. – Щеколду пальцем подымешь.
Павел пристал ночевать в полуподвале дворницкой, за Мариинским театром. Окрестные дворники держали лопаты, мётлы, старые цинковые ванны на санках – снег вывозить. Начинали в морозной сырой мгле в пять утра, и Паша шел санки таскать. В полуподвале два топчана, кто по надобности дневал, ночевал. Заходили, выпивали блатари. Они дрались по дворам, забегали в дворницкую в крови. Они украли финку.
«Дворцовые» дворники, убиравшие главную площадь, жили по квартирам. Поля, Полина давно в Ленинграде, да в полуподвале. За серой мятой простыней, натянутой на проволоку в углу. Ни покрывала на койке, ни коврика на стене. Будто Полина не живет здесь все годы.
Она дальняя, зауральская. Счастлива была, когда ходила за две версты в школу. Встанешь впотьмах, мамы нет. Ушла на смену или не пришла еще с ночной. Комната настыла, запах морозный. Пожуешь что – ничто и на волю. Сизые тучи, снег будет. Тучи светлеют снизу, мерзлая луна пробирается средь них. Дрова в поленнице трещат от мороза. Хорошо, впереди день в жарко топленой школе. Встает заря во мгле холодной. Потом о нивах, то есть полях. Выходит на дорогу волк с волчицей, подругою голодной. В школе проходили. В школе старшие девочки говорят об «этом – том» более со смешком, получается же, что отношения с мужчиной, брак, беременность, дети все больше их занимают и будут главным в жизни. Школьные ребята, грубые от застенчивости, угреватые, их не волнуют. Судят о взрослых мужчинах и женщинах, кто с кем живет, присочиняют для красивости. Кто к кому «ходит». Городок не велик, выйти бы замуж за лейтенанта.
Нет газа в домах. Труба лежит под землей близко. На самой окраине в Низине газовая магистральная станция. При ней каменный штукатуреный дом, живут мастера. Из школы девочки заходят на станцию от дождя, в самом деле к Рустаму Давлетшину. Шум в цехе страшный, Рустам звонит и кто-то слышит его по телефону. Насосы один за другим смолкают. Рустам нездешней кавказской красоты и с ним другой, жаркий мир: горы, Черное море и он сам на палубе белого парохода. Весной по первым лужам и слякоти он позвал Полю в свою квартиру. Нежданно – негаданно стала Поля женщиной. Ей понравилось смуглое, рельефно мускулистое тело Рустама. Его медлительная отстраненность от суетных дней. Поля ушла от матери и жила в Низине у Рустама. Мать приходила, плакала. Видя упорство дочки, уступила – восьмой класс кончи, пропащая. Сама она ходила в школу четыре зимы. Рустам называл Полю кавказской пленницей и в школу не отпускал. Боялся связи с несовершеннолетней и обещал жениться, как станет ей семнадцать лет. Летом ездили на «Уазе» по просеке, под которой лежит труба. В кабине припасена двустволка. В лесу Рустам неожиданно настораживался и брал ружье. Из тишины скоро возвращались лесные звуки. Он коротко, жестами показывал на ель, или в даль просеки. Поля различала глухаря, зайца. Рустам стрелял.