Кризис среднего возраста
Шрифт:
– Ну как же? – удивился он. – Неудобно как-то садиться за стол, не зная даже имени хозяйки.
– А я вас пока еще за стол не приглашала...
Но соседка тетя Галя Соколова, польщенная знаковым обращением, уже метнулась на кухню, загремела чашками. Не далее как вчера в автобусе какая-то пошлая халда постучала ей пальцем по плечу с вопросом: «Девушка, вы выходите?» А когда она повернулась, приветливо кивая, та затряслась мелким бесом, словно увидела собственную смерть, и долго извинялась на весь автобус за свою «оплошность». Как будто нанесла ей страшное оскорбление, назвав девушкой, а не бабусей. Вроде она и выглядит совсем неплохо для своих лет, и одевается
...Они вошли на кухню – тоненькая Аня и здоровенный Сергей.
«Он, конечно, не красавец, – подумала тетя Галя, – но разве в мужчине это главное? В мужчине это вообще на фиг не нужно – лишний соблазн. Здесь важен корень. А корень у него, судя по всему, на семерых рос...»
– Садитесь, садитесь, – захлопотала она.
Ведь в жизни только так и бывает – залетит в окно птица счастья в виде попугая, а вслед за ней и само это счастье в дверь постучится в виде такого вот бугая. А значит, пора делать ноги. Люди они взрослые, сами разберутся. На дворе ночь, Стаська у бабушки, Артем у Зои, попугай в клетке. А бугай – вот он, бери его голыми руками. Чем черт не шутит. Дело молодое, опять же нехитрое...
– Ну вы тут вечеряйте, а я побегу. И так уж засиделась за полночь...
– А я думал, это ваша мама, – сказал Сергей, когда Аня, проводив соседку, вернулась на кухню.
– Это не мама.
– Значит, вы живете отдельно от родителей?
– Значит, живу отдельно.
Он сделал себе гигантский бутерброд с колбасой и сыром и, отхватив почти половину ломтя, зажмурился от удовольствия.
– А дети у вас есть?
– Дети есть.
– А где они сейчас?
– Сейчас они у бабушки.
– А где же ваш муж?
– В Караганде.
– Разговаривать с вами – одно удовольствие, – раздражился Сергей. – Истинное наслаждение. Как с попугаем.
– Да-а, – ядовито усмехнулась Аня. – То-то и видно по вашему попугаю, что вы с ним много и осмысленно разговариваете.
– Это вы на его репертуар намекаете? – догадался Сергей. – Так тут никакой моей заслуги.
– Неужели? – усомнилась Аня. – Вы что же, ему специального репетитора нанимаете?
– Это был корабельный попугай. Мне его команда подарила, когда я на берег списывался. Двадцать восемь мужиков. Представляете, чего он наслушался за свою долгую жизнь?
– С трудом, – призналась Аня. – А вы служили на флоте?
– Я по молодости мореходку закончил. А когда в девяностых здесь все рухнуло, завербовался в «Югрыбпромразведку». Есть такая организация в Керчи.
– А что это значит, «рыбразведка»?
– Искали рыбу, скопище косяков, вызывали флот. Сами ловили. Был у нас свой план – триста двадцать пять тонн с каждого рейса. Так мы что делали? Обследуем квадрат, вызовем рыболовецкие суда и получаем приказ уйти. А сами петлю делаем, ночью гасим ходовые огни, пристраиваемся в кильватер и бросаем трал – воруем рыбу из косяка. Возьмем несколько тралов и уходим.
Вот так я боцманом шесть лет и проплавал – пять месяцев рейс, месяц дома. Всю Северную Африку обошел, Судан, Йемен, Египет, Испанию, Алжир, Анголу – где только не был. Двенадцать судов сменил. Последнее называлось «Голубь мира». Романтично, правда?
– А почему вы списались на берег?
– На этом самом «Голубе мира» была у нас славная женщина – судовой врач. Очень мы любили над ней подшучивать. Мы тогда ловили рыбу мироу по специальному заказу. Есть такая осетровая порода, очень вкусная. Возьмешь ее с глубины, с шестисот метров, – а глаза у нее выпучены от перепада давления, просто вылезают из
– Разве это травма, не совместимая с рыбной ловлей? – удивилась Аня. – По-моему, все знаменитые пираты ходили с повязкой и адмирал Нельсон...
– Да я мог, конечно, остаться. Но времена на ту пору переменились, да и прошел я уже этот этап своей жизни.
– Тяжело, наверное, пять месяцев без семьи?
– Да я, собственно, ради них все это и затеял. Ради жены своей Любы и ее приемной дочери. Чтобы, значит, обеспечить им достойное существование. Мне она ребенка так и не родила. Не хотела хомут на шею надевать – ее слова. А может, не могла больше забеременеть. Только пока я, как говорится, бороздил океаны, она тут времени даром не теряла. Я потом полный отчет получил от сердобольных людей, даже с фотографиями. А в итоге и сама допилась до белой горячки, и дочь свою упустила.
– Неужели тоже пить начала?
– Хуже.
– Наркоманка? – ужаснулась Аня.
Сергей сдержанно кивнул.
– И надо было мне, дураку, сразу порвать с ней всякие отношения. А я еще несколько лет дергался, все пытался что-то сохранить, исправить. Пока не понял, что если человек сам не захочет со своими проблемами справиться, никто ему не поможет. Сколько я денег вбухал в лечение, сколько речей произнес – все впустую. Потом Гелла, дочка ее...
– Гелла? – изумилась Аня. – Это кому же в голову пришло так назвать девочку?
– Мать у нее была душевнобольная, подруга Любина. После ее смерти Люба девочку удочерила, – пояснил Сергей. – Так вот, Гелла замуж вышла за такого же придурка, сына родила. Я думал, образумится, почувствует ответственность за чужую жизнь. Какое там, – махнул он рукой. – Все без толку. Полгода только и продержалась. И висят они на мне тяжкими гирями – то одна беда, то другая. В основном, конечно, денег просят. И знаю ведь, что пропьют, проширяют, а не дать совестно.
Теперь новая забота у Любы. Есть у нее бабка, живет в Москве и имеет еще собственный дом с участком в Малаховке. Никогда она ни Любу, ни тем более Геллу особо не интересовала. А как хворать сильно стала – и подавно. А бабка пустила к себе на постой двух хохлушек, чтобы, значит, они за ней ухаживали. Больше-то на кого ей надеяться? Сейчас бабка в полном маразме, и хохлушки эти ее активно окучивают – пытаются дом с квартирой оттяпать. Это Люба так решила, ну и, естественно, очнулась и ринулась в бой за свое наследство. Тем более что один только дом стоит по нынешним временам тысяч пятьсот, не меньше, не говоря уж о квартире в центре Москвы.
– Долларов?!
– Ну конечно. Это же Малаховка. Там земля дорогая. Короче, бабка в своем угасающем сознании вроде и не против ей все отписать. Но уже совершенно нетранспортабельна. А время уходит, хохлушки живут в бабкиной квартире, и Люба развила бурную деятельность, даже пить, по-моему, бросила.
– Это она вам звонила?
– Просит найти нотариуса, который согласится поехать к бабке и все оформить, несмотря на ее сумеречное состояние. В общем-то там все законно, никакого криминала. Люба – единственная наследница, и с хохлушками этими бабка никаких соглашений не подписывала. Ходили они за ней старательно, но все же не на пол-лимона баксов. Ухаживали, конечно, но ведь и жили бесплатно все это время. Нет у вас случайно знакомого нотариуса? Я заплачу...